— Странно… Сколиоза нет, кривошеи — тоже. А корона не давит? Наверняка же тяжелая.
Я осекаюсь, догадавшись, что и взгляд, и вопрос Люцифера до этой секунды предназначались не мне. Когда его глаза, напоминающие ледяные айсберги, встречаются с моими, чувство проникновения в голову становится ярче. Будто я «Титаник», который он так отчаянно хочет потопить.
С достоинством выдержав силу леденящего взгляда, я добавляю:
— Или здороваться не учили?
— Какой прикольный миньон. Рамирес, ты где такой откопала? — ухмыляется блондин, быстро оглядев меня с головы до ног. — А если потыкать тебя между сиськами, ты пискнешь «банана»?
Нет, придурок, я превращу твои яйца в шакшуку за слишком длинные руки.
— Выдохни, кроха. Вопрос не тебе: я не встречаюсь со школьницами.
Школьница? Кроха?! Мне, конечно, далековато до твоего многоэтажного высочества, но не кроха же, в самом деле!
— С тебя, вижу, пыль прожитых лет сыпется. Взрослый, — пробежавшись вдоль рослой фигуры в обратном направлении, я останавливаюсь на светлых волосах. — Ты хоть иногда ее стряхивай. Башка вся седая.
Оттенок блонда у него приближен к светло-русому, но под яркими лампами дневного света в первые секунды и впрямь показался мне пепельным.
Глаза Милли то и дело мечутся от парня к его компании. В какой-то момент я улавливаю невысказанную просьбу в ее взгляде, обращенном к инициатору этой сцены.
— Подвинься, — выдает парень, бесцеремонно заняв место возле уха Милагрос. — Вдруг у тебя аллергия… на пыль.
Мне приходится отступить на полшага во избежание контакта с этим новым для меня «аллергеном».
Спустя несколько секунд и пару предложений, шепотом сорвавшихся с губ парня, я слышу голос подруги:
— Договорились, сегодня в семь в «Дон Кихоте». Надеть что-нибудь симпатичное и не опаздывать.
Я даже не успеваю выразить удивление свиданию, неожиданно мелькнувшему на горизонте подруги, как блондин оборачивается и небрежно замечает:
— С Рамирес я здоровался перед парами, а с тобой, Банана, мы даже не знакомы.
Я в очередной раз притворяюсь, что меня не трогает его поразительное внимание к деталям: с утра я сознательно заправила в любимый джинсовый комбинезон ярко-желтую футболку, с улыбкой вспомнив очаровательных миньонов.
— Но, так и быть, представлюсь. — Он нехотя протягивает руку с важностью монарха. — Александр.
— Македонский?! — вырывается из меня чуть веселее, чем хотелось бы.
Теперь-то понятно, откуда взялись эти царские замашки.
Но свита правителя толкует вопрос по-своему и дружно срывается в оглушительный хохот.
— Точно, Хорнер. Ты, наверно, Гефестиона ищешь?
— Зачем искать, когда есть ты? Милашка Портман, — отбрасывает подачу местный чемпион.
Смех становится еще громче, хотя сам «милашка» с досадой бубнит себе под нос.
Я роняю взгляд на высокого (как он только потолки не сшибает?) субтильного парня, который на вид только-только перешагнул рубеж совершеннолетия, оцениваю гладкую белую кожу, большие синие глаза и пухлые губы, подавляя смешок. Ну правда же милашка.
Блондин, пригвоздив меня пронизывающим взглядом, делает шаг навстречу и, склонив голову, негромко протягивает:
— Может, я и Македонский, но ты-то уж точно не Елена Прекрасная.
Да… Если внешность у него на твердую четверку, то самоуверенности не на одну золотую медаль.
Знал бы он, как близко подобрался к истине, называя меня Еленой. Просто совпадение, или тоже мысли прочитал?
— Для тебя я могу быть Кровавой Мэри, — шепчу, расплывшись в снисходительной улыбке.
Синее пламя вновь превращается в фитиль газовой горелки. Грозный взгляд правителя Микены, вернувшись к лицу Милагрос, копирует умоляющие бусинки котяры из Шрека, а голос неуверенно уточняет:
— Тогда... увидимся?
— Конечно. — Милли выдавливает из себя вежливую улыбку и, попрощавшись дежурной фразой, тянет меня к выходу.
Откуда это странное чувство, что все мы были участниками разыгрываемой постановки?