Так Наташа стала лицом издания, и это открывало еще большие перспективы.
Знакомства.
-А ты, сестренка, быстро учишься... - с нотами зависти шутила Рита, - Лошадки вокруг тебя так и гарцуют, а рыбка и без катания в руки идет.
-У меня были хорошие учителя, - отшучивалась Наташа, - с большим накопленным опытом. Так зачем мне набивать шишки, вернее, натирать мозоли, если до меня это уже сделали.
-Ну-ну... - пыталась отыграться сестра, - смотри, не переусердствуй. Полифемы, там где ты своей пятой точкой крутишь, все больше женатые, а за попытку покушения на собственного подкаблучника местные фурии сделают из тебя Малену.
Рита непонимала. Наташа с ранних лет в тайне от всех, жила в своем придуманном мире. Этим миром она дополняла серую и скучную обыденность, дорисовывала несуществующие качества тем образам людей, которые вызывали у нее симпатию. С возрастом он не прошел, как детская мечтательность, а лишь только укрепился.
В ее нынешнем окружении не хватало эстетики прошлых веков, присущей высшему обществу. И пусть это было ее личным представлением, сотканным из книжных образов, но именно это удерживало Наташу от попыток устроить свою личную жизнь.
Благопристойность мужчин при власти и деньгах была показушной. Она видела эту наигранность всякий раз при встрече с кем либо из них. Перед молодой журналисткой, необделенной от природы красотой, зрелые и влиятельные кобели не раскрывали веером павлиньи хвосты. Они демонстрировали свои возможности в невысказанной надежде, что она сама сделает первый шаг. Такое поведение избавляло их от необходимости ухаживать, а присланные подарки ни к чему не обязывали.
Они не любили напрягаться. Даже в бане, о чем она знала от своей подруги по институту, "деревенской пигалицы", как называла таких ее мать.
Но однажды она столкнулась с тем, чего не ожидала. И дорисовывать что либо не было нужды.
Она встретила Мастера. Точнее, его руки, которые плавно и искусно придавали форму куску глины на гончарном круге. Эти руки, превращавшие глину в изящный кувшин, оказались ее слабым местом. Все рухнуло в одночасье. Она стояла у выставочного павильона, представляя, что могли эти руки сделать с ее телом.
-Желаете заказать?
Наташа на силу оторвала взгляд от рук и перенесла его на того, кто был их хозяином. Крепкий молодой мужчина, лет тридцати, хорошо сложенный, даже очень, наверное от постоянной физической работы, в фартуке по верх обнаженного торса...
-Нет, я журналист.
-А, я - скульптор. Вот, и познакомились. - ответил мужчина, не останавливаясь в работе над глиной, - Вы уже минут десять стоите тут.
-Я Вам мешаю?
-Совсем нет.
-Думаю, с чего начать интервью. - Наташа попыталась вернуть самообладание, но... Казалось, этого делать не надо. Первый раз она не знала, как начать интервью. И не хотела его начинать.
-Что ты чувствуешь, когда... Ведешь глину? - вырвалось у Наташи.
Мужчина остался невозмутимым на то, что Наташа неожиданно перешла "на ты".
-Первый раз меня так спрашивают. - усмехнулся Мастер, не останавливая работы. - Бывало, подойдет дамочка, вся из себя, и спрашивает, а сколько стоит слепить? И я ей отвечаю: корабли - ходят, а не плавают, понты - лепят и кидают, художник картины пишет, а скульптор ваяет.
-Уходит?
-Уходит...
-Это же деньги!
-Если бывший колхозный бухгалтер или нынешний начальник финансового отдела решил прикупить "искусства" - с ним лучше не иметь дело. Дороже обойдется. Мне с бандитами было работать приятно. Они грубые ребята, как скала, но уважают, если ты правда можешь.
-А что бандиты лучше начальника финансового отдела? Или платят больше?
-Не в этом дело. Они ведь пришли ко мне не "искусства" прикупить, а сделать посмертную маску своего "папы". Понимаешь в чем разница?
-Нет...
-Они искренни в своих чувствах. Я уважаю искренность. Даже если это бандиты.
-А цена вопроса?
-Не говорю и не торгуюсь. Деньгами не обижали.
-Почему так странно? Так... Парадоксально...
-Они ребята суровые. Но, возможно, в тот момент, они были не только искренни, они хотели сделать что-то хорошее. Пусть даже их "папа" закатывал в бетон людей.
Наташу захлестнули противоречивые эмоции.
-А смысл? Мораль? Это ведь значит, увековечить зло?
-Да. Их "папа" - зло. Он сгубил много жизней. Его парни тоже все не без греха, и творили страшные вещи... Но выраженное зло менее опасно, чем зло обезличенное. Потому что это зло уже выраженное и имеет форму. Эти ребята были и ушли. Кто в могилу, кто в коммерцию. А начальник финотдела, желающий прикупить "искусства" и бухгалтер из колхоза имени светлого пути в несбывшееся будущее - зло непроявленное. Они не уходят со сменой власти. Они меняют портреты власти в своих кабинетах. И с каждым разом их становится больше. С каждым разом становится больше тех, кто ничего не делает и приспосабливается к любой власти. "Убить Дракона" - пьеса на все времена.