-Я пришел сюда узнать ее историю. Даже если она что-то придумала это может быть подсказкой к тому, где искать Колдуна.
-Это есть еще одной причиной, почему я разрешил встречу Вам. Есть вещи, о которых, допустим, такой человек, как я , говорить не может, а другой человек, об этом же – не уполномочен, или не может говорить в силу своей некомпетентности или невежества. И тогда такие люди, как Вы, помогают привлечь внимание к происходящему.
- То есть, Вы хотите сказать, что в случившемся с Наташей, то, о чём она говорит, есть доля правды для Вас ?
-Колдун - связующее звено. Мостик между тем, что вы рассказали сначала, а потом - про гаввах.
- Вы знаете, что с ней связанно?
- Да, и для меня – это проблема. С самого её поступления в нашу больницу. Да, у неё стресс, она явно не в себе… Но с чем она связанна? Тринадцать трупов! Тринадцать человек были убиты в этом городе и милиция, от бессилия закрыла дело, за недостачей фактов и улик. Официально закрыла, но закрыла ли вообще и не занимаются ли сейчас этим другие уже структуры – неизвестно. Тринадцать человек убиты без следов орудия убийства! Вы можете себе это представить? Режуще-колотые раны, которые не имеют следов металла или чего-либо другого, чем можно ранить человека!
- Она имела отношение к смертям?
- Косвенно. В больницу её доставили после смерти сожителя, известного в городе бизнесмена. Он был последним, тринадцатым… И вот представьте, приходит такой человек, как Вы, и находите с пациенткой общий язык!
- Вы хотите сказать, что в истории Наташи признаете место …мистике?
- Для нас – это мистика, для тринадцати человек – свершившийся факт и во всём этом Вы, Петр, который как бы вообще посторонний человек, но Наташа с Вами себя ведёт, как с человеком, что-то знающим! Она отреагировала на три Ваши чертовы перчатки. Понимаете?
- Понимаю Вас хорошо.
- За исключением некоторых моментов, к примеру, чрезмерно пудрить лицо, словно японская гейша, в остальном - она адекватный человек.
-Статуэтка.
Феликс Дмитриевич вздохнул.
-Да, она была в положении, но сделала аборт. Скорее всего, она это сделала на фоне личной трагедии.
-Кто был отец ребенка?
-Этого мы знать уже не можем. Она была в ситуации, при которой ребенок мог быть и от ее мужа, и от ее любовника. И вот эта статуэтка... По ее словам и убеждению, статуэтку принес ее пропавший муж. И письмо передал он же, вместе со статуэткой. В общем, после этого она и попала к нам. Она перестала ходить на работу, перестала общаться с сестрой. Сестра и забила тревогу.
Феликс Дмитриевич поднялся, закурил и заходил по кабинету, сопровождая себя облаком сизого дыма.
- В остальном, - продолжил он, - нет ни единого нарушения поведенческих функций. Подчерк, питание, личная гигиена. Смотрите, есть убийства, но нет свидетелей, есть пострадавшая, но она не говорит ничего определённо. С ней пытаются установить контакт, но она живёт в своём мире. Вы, Рогов, вызвали её из её мира! Мне моей практики и опыта не хватило, а человек с улицы, имеющий репутацию городского полумистика-полусумасшедшего, знает что делать! Уж, простите....В общем так... Вы приходите ко мне. К ней. Общайтесь, если надо. Я буду следить за гинезом, конечно, Вы уж простите, это моя обязанность. Если будет нужна помощь - обращайтесь. Я могу помочь. И не только своими услугами.
Петр встал и подал доктору руку.
-Спасибо... Но пока никому не говорите о том, что здесь было. Колдун еще может быть в городе. Сейчас главное, его не спугнуть. Он умеет хорошо прятаться....
3. Кафе "Марино"
Покинув территорию больницы, Петр снова зашагал по пустынной второй Экипажной, в доль беленного известью забора. От дождя забор намок и белизна превратилась в серость. Простые законы физики, но какой смысл они предают атмосфере города!
Старинных зданий двухсотлетней давности осталось немного, да и то в центре только. Петр любил прохаживаться в этих местах именно в такую погоду, и именно из-за этих домов и проступающей кое-где старой мостовой из под небрежно накатанного асфальта. Несмотря на листопад, под покровом осеннего дождя город менялся. Он становился как бы чище, дышать становилось легче, хотя невыразимая грусть, особенная, николаевская, наполняла сердце.
Он здесь не на долго. Возможно, когда нибудь сможет вернуться, что бы снова пройтись по улицам центра Николаева, снова вдохнуть его грусть о некогда былой славе и величии.