Через сорок минут он приехал в бар «Мехико»: там он назначил встречу своему агенту, работавшему во вопросам сохранения тайны «оружия возмездия». Штирлиц хотел порадовать шефа гестапо — пусть завтра послушает разговор. Это будет хороший разговор умного нацистского разведчика с умным нацистским ученым: после ареста гестаповцами специалиста по атомной физике Рунге Штирлиц не забывал время от времени подстраховывать себя — и не как-нибудь, а обстоятельно и всесторонне. (…)
Холтофф: «— Штирлиц, я в течение этой недели занимался вашим делом. (…) Я расскажу вам, что мне удалось обнаружить в связи с делом физиков. Этого я пока что не рассказывал Мюллеру, я ждал вас.
Штирлицу нужно было мгновенье, чтобы собраться с мыслями и перепроверить себя: не оставил ли он хоть каких-либо, самых на первый взгляд незначительных, компрометирующих данных — в вопросах, в форме записи ответов, в излишней заинтересованности деталями. (…)
— Я вызвал трех экспертов из ведомства Шумана.
Шуман был советником вермахта по делам нового оружия, его люди занимались проблемами расщепления атома.
— Я тоже вызывал экспертов оттуда, когда вы посадили Рунге.
— Да. Рунге посадили мы, гестапо, но отчего им занимались вы, в разведке?
— А вам непонятно?
— Нет. Непонятно.
— Рунге учился во Франции и в Штатах. Разве трудно догадаться, как важны его связи гам? Нас всех губит отсутствие дерзости и смелости в видении проблемы. Мы боимся позволить себе фантазировать. От и до, и ни шагу в сторону. Вот наша главная ошибка.
— Эго верно, — согласился Холтофф. — Вы правы. Что касается смелости, то я спорить не стану. А вот по частностям готов поспорить. Рунге утверждал, что надо продолжать заниматься изучением возможностей получения плутония из высокорадиоактивных веществ, а именно это вменялось ему в вину его научными оппонентами. Именно они и написали на негодонос, я заставил их в этом признаться.
— Я в этом не сомневался.
— А вот теперь наши люди сообщили из Лондона, что Рунге был прав! Американцы и англичане пошли по его пути! А он сидел у нас в гестапо!
— У вас в гестапо, — поправил его Штирлиц. — У вас, Холтофф. Не мы его брали, а вы. Не мы утверждали дело, а вы: Мюллер и Кальтенбрунер. И не у меня, и не у вас, и не у Шумана бабка — еврейка, а у него, и он это скрывал…
— Да пусть бы у него и дед был трижды евреем! — взорвался Холтофф. — Неважно, кто был его дед, если он служил нам, и служил фанатично! А вы поверили негодяям!
— Негодяям?! Старым членам движения? Проверенным арийцам? Физикам, которых лично награждал сам фюрер?
— Хорошо, хорошо. Ладно… Все верно. Вы правы. (…) Ну, а как вы думаете, что решит Кальтенбрунер, если я доложу ему результаты проверки?
— Сначала вы обязаны доложить о результатах своей проверки Мюллеру. Он давал приказ на арест Рунге.
— А вы его вели, этого самого Рунге.
— Я его вел, это точно — по указанию руководства, выполняя приказ.
— И если бы вы отпустили его, тогда мы уже полгода назад продвинулись далеко вперед в создании оружия возмездия.
— Вы это можете доказать?
— Я это уже доказал.
— И с вами согласны все физики?
— Большинство. Большинство из тех, кого я вызвал для бесед. Так что же может быть с вами?
— Ничего, — ответил Штирлиц. — Ровным счетом ничего. Результат научного исследования подтверждается практикой. Где эти подтверждения?
— Они у меня. В кармане.
— Даже так?
— Именно так. Я кое-что получил из Лондона. Самые свежие новости. Это смертный приговор вам.
— Чего вы добываетесь, Холтофф. Вы куда-то клоните, а куда?
— Я готов повторить еще раз: вольно или невольно, но вы, именно вы, сорвали работу по созданию оружия возмездия. Вольно или невольно, но вы, именно вы, вместо того чтобы опросить сто физиков, ограничились десятком и, основываясь на их показаниях — а они заинтересованы в изоляции Рунге, — способствовали тому, что путь Рунге был признан вражеским и неперспективным!
— Значит, вы призываете меня не верить истинным солдатам фюрера, тем людям, которым верят Кейтель и Геринг, а стать на защиту человека, выступавшего за американский путь в изучении атома?! Вы меня к этому призываете? Вы меня призываете верить Рунге, которого арестовало гестапо — гестапо зря никого не арестовывает, — и не верить тем, кто помогал его разоблачению?!