От московских властей выступил Лялин. По поручению первого секретаря МГК КПСС В. В. Гришина он поставил вопрос о выселении подстрекателей демонстраций из столицы. Ему возражали, подобные административные меры противоречат закону. Лялина решительно поддержал Щелоков, он предложил “очистить столицу", создав для этого штаб из представителей КГБ, МВД и прокуратуры.
— Это снова тройки? — осторожно спросил я. Руденко поддержал меня и стал спорить со Щелоковым. Тот настаивал на своем. Цинев и Цвигун молча ерзали на стульях.
Тогда я вновь попросил слова и попытался доказать, что это прямое нарушение законодательства.
— Что же ты предлагаешь? — спросил Андропов.
— Если у Лялина есть доказательства, что эти люди совершили преступление, пусть их судят по закону. Только суд может определить меру ответственности, — ответил я.
Но Лялин и Щелоков не сдавали позиций. Спор продолжался два часа, но мы так и не пришли к какому-то решению. Андропов закрыл совещание, предложил еще раз хорошенько все обдумать.
Нагнав меня в коридоре, Щелоков покровительственно, хотя и не без иронии бросил:
— А ты молодец, вот так и надо отстаивать свою точку зрения!
Цвигун вытирая потный лоб, тоже с улыбкой похлопал меня по плечу, как бы в знак одобрения.
Я понимал значение их иронических усмешек. Гришин готов был любой ценой заплатить за спокойствие и порядок в столице, а этому “руководителей московских большевиков” лучше не становиться поперек дороги.
Зато я получил полное удовлетворение, когда мне позвонил Андропов:
— Правильно поставил вопрос, — сказал он. — Выселять никого не будем!
Я хорошо понимал, что в споре по поводу репрессивных мер, как в зеркале, отражается характер взаимоотношений между руководителями государства и очень четко высвечиваются карьеристские устремления чех, кто хочет выхватить каштаны для себя» [1.21. С. 205–207].
Никого из участников этого разговора, кроме самого Ф. Д. Бобкова не осталось в живых. Протокол должен остаться, но вряд ли кто-то поторопится его опубликовать. Принимаем изложенное за достоверность. Тем более, что все было между днем нынешним и этим событием не опровергает этого. И здесь нельзя не похвалить Филиппа Денисовича за то, что он дает нам столь полную картину, показывая нам все и всех. Он сам называет имена тех, кто бдительно стоял на защите безопасности страны: это В. В. Гришин, Н. А. Щелоков и С. Н. Лялин. Для них, людей настоящего дела не существует каких-то оговорок в том, как надо охранять страну.
Но для Ф. Д. Бобкова и ему подобных всегда есть возможность пустить разговор в нужное русло и они этим пользуются. В известной степени его позиции неуязвимы: он не говорит о конкретном деле, он пытается его растворить в прошлом, которое можно трактовать как угодно — но трактует его только в выгодном для себя свете: «Это снова тройки? — осторожно спросил я». Напоминание о 37-м годе неприятно. Он это знает и пускает разговор в это русло. Даже не возникает такой вариант, что раз Закон действительно не нарушался в виду отсутствия его, и значит преступления нет как такового, то это значит, что разумно принять закон, который бы предусматривал наказание на будущее. Высылка в другие районы — административная мера — она может и не носить вид какого-то наказания. Любое свободное в своих решениях государство имеет право само считать кому жить в его столице, а кому нет.
Генерал-лейтенанта С. Н. Лялина с должности начальника У КГБ по Москве и области 7 января 1971 г. перевели как можно дальше — начальником Управления особых отделов Группы советских войск в Германии и через два года уволили, а на его место перевели хрущевского выдвиженца В. И. Алидина, а тот уже таких вопросов не поднимал. (Можно аналогично указать, что подобное было и в прежней революции, когда суд присяжных, руководствуясь законностью смог вынес оправдательный приговор Вере Засулич. Итог хорошо известен: но отношению к В. Засулич соблюдена буква закона и гуманность, а вся страна получила безудержный террор, и как итог — кровавую революцию).
Отстояв всех диссидентов взятых вместе, Ф. Д. Бобков помогал и каждому в отдельности. Так небезызвестного представителя «оазиса» О. А. Лациса он консультировал по поводу одной из рукописей: «Что же вы так неосторожны?» На что тот ответил: «А нам нечего скрывать» [16. С. 125].
Такой случай был не единственным. После описанного Ф. Д. Бобковым прошло десять лет и, как сообщают, «в 1982 году сотрудники КГБ задержали двух студентов: Андрея Фадина и Павла Кудюкина. При задержанных обнаружили ворох антисоветской литературы. В ходе следствия задержанные студенты заявили, что ИМЭМО просто напичкан подметными листками заокеанского происхождения, с содержанием которых согласны почти все, а многие, включая руководство заведения, даже принимают самое активное участие в распространении и пропаганде проамериканских взглядов. Дело пошло быстро, чекисты постепенно приходили к выводу, что в недрах ИМЭМО и ему подобных элитарных учебных заведениях готовится антисоветский заговор. В самый разгар следствия директор Иноземцев скончался от инфаркта, и весь удар должен был принять новый директор, которым стал Примаков…» [1.22. С. 2].