Свою линию они насаждали административным путем, через проработки теми, кто блюли партийную линию, но, как ни странно, эта линия часто противоречила бородатой троице классиков, которых жрецы в подлиннике и знать не знали: они читали только инструкции и передовицы. Каково при этом было тем немногим представителям чванливо игнорирующейся шельмовавшейся и «невостребованной» науки?
Но совсем одно дело, когда кто-нибудь из них отмалчивался, терпел, сам руку поднимал, а совсем другое дело это когда кто-то «отстреливался», да еще и так удачно: «Социально N есть демагог, дурак, карьерист, а официально — серьезный хороший оратор, прекрасный руководитель. Когда N выбирали в Академию, в кулуарах все плевались, разводили руками. Но с трибуны все превозносили N, потом жали руку, поздравляли с заслуженным избранием. Если N ездит в заграничные командировки, то социально это означает, что он урвал, ухитрился, устроился, а официально это означает, что он проделал большую работу, участвовал, принес пользу» [2.139. С. 101]. И как вы думаете долго враг может терпеть такие художества? — Разумеется, такого автора ждет что-то из набора: аутодафе, высылка, смерть. Мы к этому давно привыкли.
Было ли еще такое где либо и когда? Мы начали рассказ с примера свертывания разработки оружия в гитлеровской Германии. То, что Рунге и тому подобным не давали создать wunderwaffe закономерно, напомним, что «сама судьба мешала Германии получить новое оружие: Гитлер после Сталинградского сражения отказывался финансировать научные исследования в области обороны, если ученые не обещали ему реальной, практической отдачи через три, максимум шесть, месяцев» [2.07. С. 205–206].
Да, и в тех же Штатах у экспертов даже самой RAND Corporation тоже были проблемы но далеко не в тех масштабах… У них практика была критерием истины, а не партком. Они недаром подвизались возле Военно-Воздушных Сил. Вопрос решался на аэродроме и сразу: полетит-не полетит. Полетит — пополнялся счет в банке, а если не полетит, то: «Что поделаешь, конечно же это неприятно, но разумеется, что уволены вы не будете — мы только что заплатили десять миллионов долларов на ваше обучение! — оставайтесь, может быть когда-то вы вернете эти деньги».
Смею предполагать, что ни одна страна мира не знала таких масштабов уничтожения научных школ, диктата идеологов, запрета разработок и проч. и проч., что мы только что рассказали, пытаясь охватит все эти вопросы понемногу. И тому есть несколько объяснений. Масштабы научного прорыва в век научно-технической революции вел к все более увеличивающемуся числу научных коллективов, напомним, что каждый четвертый научный работник мира был в позднем СССР, то есть научный фронт был очень широк. Значит объективно было что уничтожать и кого затаптывать. Анекдот, что называется в тему слабо утешает. 25 октября 1917 года. Петроград. Смольный. Ленин на трибуне:
— Товарищи, революция о необходимости которой говорили большевики, совершилась!
Буря аплодисментов.
— Отныне на всей территории России вводится восьмичасовой рабочий день и обязательный выходной день — воскресенье!
Зал отвечает криками «Ура!» и бурей оваций.
— Но если мы, товарищи, сумеем наладить работу по-новому, то мы можем себе позволить ежедневно два выходных!!
Шквал аплодисментов. Вверх полетели, папахи, бескозырки и кепки.
— А вот если мы сможем ввести систему Тейлора, технологии Форда и трактора на наших полях, то можно отдохнуть и три дня в неделю!!!
В ответ — стрельба в верх.
Потом, в узком кругу Ленин говорит:
— Ну, что я был, как всегда прав, батенька: ни хрена не хотят работать. Поэтому ни в коем случае не вводите для них ни систему Тейлора, ни технологи и Форда, ни трактора.
Да, общая результирующая науки была положительной, но тем более сейчас становится понятным, какой ценой это достигалось.