— Это весьма похвально, — согласился я, — хорошо, пусть завтра с утра тогда и приходит.
— Договорились, я сообщу его родителям о твоём согласии, — кивнул кардинал, — что касается наших с тобой уроков богословия, я бы хотел с тобой договориться на вечернее время, когда я буду свободен.
— Ваше преосвященство, скажите час и место. Я буду там, где вы скажите, — заверил я его.
Торквемада улыбнулся.
— Думаю семь вечера как раз самое то.
— Конечно ваше преосвященство, — тут же согласился я, — останетесь на ужин? Я попросил Алонсо купить что-то приличное для гостей.
— Прости Иньиго, но мне нужно посетить ещё пару мест, папа дал мне поручение, ради которого и вызвал в Рим, — с явным сожалением отказался он.
— Принесу вам и монсеньору кардиналу тогда это вино в качестве подарка, — не сдался я, — вы оба мне так помогаете в новом месте.
— Поверь Иньиго, мы оба верим в то, что тебя ждёт блестящее будущее, — сказал с намёком кардинал и я тут же продолжил.
— И я никогда не забуду своих наставников ваше преосвященство, — тут же продолжил я то, что он недосказал сам.
Торквемада улыбнулся и поднявшись с кресла, попрощался со мной. После его ухода я позвал служанку, которая унесла меня обратно в мою комнату на втором этаже, и я продолжил чтение. Вскоре вернулся Алонсо, снова начавший жаловаться на повсеместную дороговизну Рима, так что мы с ним поужинали вдвоём, поскольку слуги, разумеется, ели отдельно на кухне.
— Всё дорого сеньор Иньиго, — отрезая куски курицы, он их складывал мне и себе, — продукты, вещи, даже бумага и письменные принадлежности, что вы попросили меня купить, стоят в три раза дороже чем у нас.
— Кто знал Алонсо, — вздохнул я, — можно было бумаги купить побольше с собой.
— Верно говорите сеньор Иньиго, — согласился он, — я бы вообще сюда всё кастильское перевёз, так меня раздражают итальяшки эти визгливые.
— Да, кстати насчёт этого, утром придёт мой учитель, пусть что-нибудь нам приготовят перед учёбой, а также на обед и на ужин, перед его уходом. Негоже парню учить меня с пустым животом.
— Эх, добрый вы слишком сеньор Иньиго, — вздохнул Алонсо, — мы ведь ему платить будем за работу, зачем же ещё и кормить? Кстати сколько?
— Десять флоринов в год, — ответил я, едва не улыбнувшись при виде страдальческого лица Алонсо, что мне напомнило о данном ему поручении.
— Родителям написал?
— Написать написал сеньор, но вы бы знали сколько стоит отправить письмо! — покачал он головой, — от папских гонцов я сразу отказался, огромные деньги берут паршивцы! К счастью, в банке мне удалось пристроить письмо на отправку, через неделю у них поедут в Кастилию купцы, всего за пять сольдо взяли и моё письмо с собой.
— Хорошо, подождём ответа, — кивнул я, — что ещё интересного узнал?
Тут Алонсо замялся, так что пришлось его понукивать.
— Соседи интересовались у меня и у слуг про вас, — смущённо признался он. — кто вы, откуда, знатного ли рода.
— Что сказал? — хмыкнул я.
— Правду сеньор Иньиго! — возмутился он, что я мог подумать, что он мог ответить, что-то недостойное.
— Не кипятись, — взмахнул я дрожащей рукой, — это я так, ворчу.
Алонсо улыбнулся и склонил голову.
— Ладно, отнеси меня к себе и переодень, — приказал я, — неизвестно когда придёт этот учитель, так что придётся встать пораньше.
— Конечно сеньор, — Алонсо бросил недоеденную еду и понёс меня наверх.
— Синьор Иньиго позвольте представиться, Бартоло Серда и Льоскос, — обратился молодой парень к Алонсо, который его встречал.
— Сеньор Бартоло, вам не мне нужно представляться, — склонил голову управляющий, хоть и не знавший латынь, но имя моё понял, так что показал на меня, сидящего на диване, — сеньор Иньиго — он.
Если сказать, что парень лет двадцати был удивлён, значит ничего не сказать. Он так широко открыл глаза и рот, что мне стало его жалко.
— Проходите сеньор Бартоло, — вежливо пригласил я его на соседнее кресло на латыни, — сейчас слуги принесут нам завтрак, за ним и обсудим учебный план. Вы как, завтракали?
Парень смутился, но его живот вдруг выдал такие звуки, что и без слов стало всё понятно, правда он от этого ещё больше покраснел.
— И синьор Иньиго, прошу вас, не называйте меня синьор, — тихо сказал он, садясь за стол, — я хоть и признанный бастард, но недостаточно знатен, чтобы меня так называли.