– Ваши люди убили моё озеро. Ни один Икду не смог бы этого сделать, это дело рук вашего народа, – с этими словами женщина упала на землю перед Леей. Её била крупная дрожь, истерика накатывала на неё сильными долгими приступами, казалось, её хриплые стоны слышал весь мир. Леа принялась поднимать её, но старушка словно состояла не из мяса и костей, а из теста – она просто вытекала из её рук, плавилась и клонилась к земле.
Все попытки хоть как-то ей помочь были тщетны – старуха рыдала, стоны всё чаще переходили в крики, на которые прибежала женщина из соседнего домика. Вместе с Леей они подняли её и оттащили в дом на кровать. Та продолжала рыдать, кричать, корчась от душевных терзаний и, казалось, от какой-то физической боли.
Женщина, какое-то время не обращавшая внимания на Лею, резко развернулась к ней и выгнала девушку из дома, сказав, что весь её род теперь враг для Икду.
Леа бежала из хижины по дороге в институт, разгоняя бегом и свою истерию. Сердце словно вырывалось из груди, не давая возможности глотнуть прохладного воздуха, пустота переполняла тело девушки до краёв, вытесняя её сознание и, казалось, само естество.
Усевшись в своей комнате над открытой тетрадью, которая так и не дождётся выполненного домашнего задания, Леа думала над тем, что значило озеро для Икду. Не может же быть так, чтобы весь поселок, так же как и она, ходил и смотрел на звёзды в этом озере. Она всегда была там одна. А если нет, то должен быть в этой деревне кто-то, кто поведал бы ей о нём больше.
За несколько дней до выпускного, Леа сбежала из института. Добежав на одном дыхании до хижины знахаря, она постучала в дверь. Открывать ей никто не спешил и она постучала ещё раз, но уже более настойчиво и громко. Никто не открывал. Она стала тарабанить по двери с такой силой, что эхо от ударов разносилось по всей деревне и из соседнего дома вышла та самая соседка, что помогала ей отвести измученную старуху домой.
– Чего тебе? – удивленно произнесла уставшая, сильно постаревшая за этот промежуток времени, женщина.
– Мне надо поговорить со знахарем, – проговорила запыхавшаяся Леа.
– Его тут нет. Иди домой, – отмахнулась соседка.
– Мне очень надо! – с явным отчаянием крикнула девушка.
– Да что же вы не успокоитесь никак? Все ходите сюда, бродите тут, засыпаете наше озеро, срезаете наши деревья...
– Я не засыпала озеро, не срезала никаких деревьев. Я что, похожа на разнорабочего? Я любила сидеть около этого озера, быть может больше Вашего и тот факт, что его засыпали и меня уничтожил. Для меня озеро было чем-то большим, чем просто красивая достопримечательность. Оно было для меня моей второй реальностью, которой теперь не стало.
Женщина прищурилась, словно пытаясь разглядеть в Лее что-то, чего не заметила сразу и спустя пару минут напряженного молчания, сказала:
– Пошли, – и повела её по спуску, прямо к бывшему озеру, где теперь покоилась груда камней.
Они сели неподалёку и женщина начала говорить.
– Икду построили эту деревню именно в этом месте потому, что здесь было это озеро, мы называем его Щёэн. Наши предки когда-то пользовались этим местом, тут можно было отправить душу в иные миры, чтобы почерпнуть энергии. Эта энергия могла быть разной: смертоносной, чтобы сражать врагов одним взглядом, или жизненаполняющей, чтобы придать ещё не родившемуся плоду сил. Конечно, наше поколение утратило большинство знаний и способностей, но до сих пор это озеро давало каждому нуждающемуся то, что ему было нужно больше всего. Когда ваши люди завалили его, то в нашей деревне умерло семеро человек, три беременные женщины потеряли своих недоношенных детей, а живность вся, поголовно, начала болеть. Вскоре и знахарь Вит умер.
Женщина замолчала и в загробной тишине они просидели очень долго. Нечего было продолжать. Любой разговор был бы пуст и бессмысленен.
Обе ждали утра, наверное для того, чтобы убедиться, что озеро больше не будет отражать небесную гладь.
Вскоре после рассвета Леа ушла.
Наступил выпускной, на который была приглашена знать и родители всех учениц.
Когда началась церемония награждения, Леа увидела лица родителей и словно проснулась от глубокого сна. После того, как ей торжественно вручили диплом об окончании первого курса, девушка понеслась, расталкивая толпу, прямиком к своим родителям и, только когда между ними оставалась пара метров, остановилась.
Перед ней предстала картина, к краскам которой она была не готова: её отец сидел в инвалидной коляске.
Его лицо было всё таким же, всё те же руки в мелких царапинах, всё те же густые брови, взъерошенные волосы. Только двух важных деталей в его образе не хватало – у него не было ног ниже колен. Штанины были подтянуты и заправлены под колени, точнее под то, что от них осталось. Несколько вечных секунд она простояла как вкопанная, а затем кинулась обнимать отца.