– Что это? – спросила Леа, недоуменно уставившись на него.
– Это символ моей прошлой любви. Я любил её так сильно, что потерял сам себя и, в конечном итоге, попал сюда. Теперь я хочу отблагодарить её и отпустить навсегда. Только так я смогу быть с тобой до конца.
– Поблагодарить за то, что она привела тебя ко мне?
– И да, и нет. Я благодарен за то, что она подарила мне опыт, который сделал меня ТАКИМ. Благодаря подобному опыту человек сможет пройти через многое во имя любви.
С этими словами он размахнулся и выбросил ключ подальше в воду, а тот, издав глухое «буль», устремился на каменистое дно озера.
На её глазах Meje уподоблялся богу – его красота затмевала великолепие рождения сверхновой, но душа Леи стремилась к обратному.
«Значит, он любил кого-то до меня? Значит то, что происходит сейчас – всего лишь этап в его существовании?
Мысли, терзающие Лею уродовали её и отталкивали от Meje, который не понимал, что происходит с его возлюбленной.
Глава V
С каждым днём Леа всё больше возвращалась к облику уродца, создавая своими руками самую неподходящую пару для идеального Meje. Если он не замечал этой разницы, то Леа понимала это отчётливо, становясь еще ужаснее. Вскоре, её внешний облик отразился и на внутреннем со всей мощью: она начала устраивать беспричинные истерики, уходить из их домика, шастая ночами напролет по вновь умирающему лесу. Разрушала жилище, при этом виня во всех бедах только Meje.
Мир вокруг них менялся, приобретая знакомые ему серые тона. Озеро высохло и превратилось в липкое зловонное болото, парки в миг постарели и обветшали: скамейки в них покосились, фонари больше не загорались, а листва вокруг превратилась в сплошную гниющую массу.
В сером тумане незаметно сменяющих друг друга дней расставание этой пары не заставило себя долго ждать. Одним дождливым днем Meje подошел к сидящей у хижины девушке.
– O nilo mi?
Но Леа не ответила. Она не понимала его речи, от того решила просто её игнорировать.
Парень встал перед ней и заглянул ей в глаза. С трудом, превозмогая страх и боль, он обнял девушку крепко, словно предоставляя ей шанс одуматься. Но объятия были безответны. Со слезами на глазах парень оттолкнулся от неё и плавно взлетел наверх, ведомый следующим, возможно, лучшим миром.
Когда Meje был уже далеко наверху, практически равняясь по высоте с облаками, он прокричал:
– Nigbati o ba sọnu, wa bọtini wa!
Вновь череда серых дней, ползущих мимо уродцев и осознание собственной ущербности. Вскоре Леа покинула жилище, которое каждую секунду безбожно напоминало ей о своём, некогда, величии, достигнутом благодаря Meje.
Остановившись в шаге от тропы, девушка, какое-то время, сомневалась, словно цепляясь за тлеющие угольки прошлого, стараясь хоть на секунду ещё остановиться там, но толпа, проплывающая мимо неё, была сильнее любых воспоминаний, любого счастья – она засасывала, увлекая своим нуаром и заставляя шагать вместе с остальными уродцами, вытаптывая топотом диссонирующую мелодию.
Перейдя лес, тропа повела к обрыву за замком, но Леа пошла к высоким ступеням, из которых складывалась мрачная длинная лестница, ведущая к тяжёлым дверям готической башни. Поднявшись по ней, Леа уткнулась в массив деревянной стены, в который был прибит старый ржавый гвоздь, выполняющий функцию дверной ручки.
Девушка дернула за него, немного поранившись, открыла дверь и прошла внутрь замка. Вокруг была абсолютно обычная обстановка для века, эдак, XVIII: темноватые зелёные стены, свисающая позолоченная люстра с сотней прикрепленных к ней кристалликов, шторы на темном окне с оборками и неуместными рюшками бордового цвета, несколько картин, изображающих собак на охоте, потухший столетие назад камин, над которым висело исполинское зеркало в частично облупившейся позолоте, книжный шкаф со стеклянными дверцами, покрытыми мутными отпечатками прошлых владельцев, диван, максимально неудобный, но очень пафосный в своём прошлом и несколько разномастных стульев. Леа подошла к зеркалу и стала разглядывать себя. Когда она в последний раз видела Meje, она выглядела как уродец. Но сейчас, почему-то, её облик приобрёл человечность, хоть и её волосы стали черными, а кожа от того стала выглядеть болезненно бледной. Возле зеркала стояла подставка для книг, на которой была открыта одна, с виду, старая и потрепанная книга. Леа подошла к ней и стала читать:
« – А дьявола тоже нет? – вдруг весело осведомился больной у Ивана Николаевича.
– И дьявола...
– Не противоречь! – одними губами шепнул Берлиоз, обрушиваясь за спину профессора и гримасничая.