Есть ли что-то хуже, чем чувствовать себя абсолютно беспомощной?
Если и было, то я еще не сталкивалась с этим.
Но как бы ни было неприятно терпеть разрез, высасывать яд, наличие системы свободной от него, заставила меня осознать, насколько я была больна из-за него.
Я никогда бы не подумала, что именно Барретт будет помогать направлять нож. Я всегда думала, что это будет моя мама. В конце концов. После того, как она поняла, что это не просто угрюмая фаза, через которую я проходила, вероятно, обвиняя в этом стресс на работе. Она всегда все из меня вытягивала. Матери обладали таким даром, когда никто другой не был на это способен. Они точно знали, что сказать, какое выражение лица может заставить стены рухнуть.
И тогда все мерзкое выплескивалось наружу.
Так было лучше.
В этом было что-то клиническое. Может быть, потому что Барретт не был эмоционален, не обижался, не расстраивался и не испытывал тех досадных чувств, из-за которых признания было трудно пережить.
Боже, я даже вывалила на него почти всю жизнь проблем с отцом, сама того не желая.
Это была одна вещь, которой мне было трудно поделиться с мамой. Потому что тема моего отца всегда была зияющей, кровоточащей раной. Как только я пыталась — «спокойно» — затронуть тему негативных чувств, которые я испытывала к отцу, она выходила из себя. Красноречиво.
«Я понимаю, как он мог позволить работе быть выше меня. Но позволить своей маленькой девочке чувствовать себя дерьмом? Это бессовестно. Ты должна быть приоритетом в его жизни».
И так далее, и тому подобное.
Мне было трудно выкладывать все это, потому что она уходила с этим. А мне иногда хотелось просто высказать обиду или разочарование без ее нагромождения.
Через некоторое время я перестала говорить об таких вещах, рассказывая ей только о положительных вещах, которые происходили, когда я проводила с ним время.
Я немного приоткрыла эту тему своим друзьям, но, давайте посмотрим правде в глаза, даже друзья не хотят слушать, как вы бесконечно рассказываете о своих проблемах с отцом.
Поэтому, по большей части, я держала это в себе.
Но по какой-то причине я выплеснула все это на него. Может быть, потому что он не был похож на мою маму. У него не было мнения о моем отце. Ему не о чем было говорить. Он был просто объективным слушателем. И в отличие от моих друзей, он казался заинтересованным, а не просто вежливо слушающим.
Казалось — и, возможно, это было немного безумно, — но он хотел понять, что меня волнует.
Это было слишком не характерным для него. Однажды я слышала, как он разговаривал по телефону — предположительно — с кем-то из родственников его клиентов, которые утверждали, что клиентка слишком расстроена, чтобы встать с постели и поговорить с ним, а он сказал что-то о том, что его не волнуют ее глупые чувства, что ему нужно поговорить с ней, если она хочет, чтобы ее дело было решено.
Он не был человеком, который, чрезмерно беспокоился о таких вещах, как эмоции и мотивация. Тем не менее, он сидел с восторженным вниманием, пока я показывала ему свои.
Я знала, что, вероятно, не стоило слишком много об этом думать. Я имею в виду… он ужасно облажался, просматривая мои социальные сети без разрешения. Даже он должен был понять, что это переходит границы. А потом, ну, я избила его в постели. Такие вещи были склонны сделать парня немного сумасшедшим, немного не в своей тарелке, заставить его вести себя немного не так, как обычно.
И все же…
И все же я могла думать только о том, что, возможно, это нечто большее, что, возможно, это что-то значит. Для него. И для меня.
Я не могла просто взять и поцеловаться с любым случайным парнем. Я имею в виду, я больше не была подростком. Тот факт, что я ни с кем не целовалась уже черт знает сколько времени, даже не испытывала искушения, но вдруг возникло такое сильное желание, что я не могла с ним бороться, несмотря на то, что знала, что это ужасная идея, поскольку у меня был контракт с ним, который я должна была выполнить, как только все закончится, ну, это о чем-то говорило, не так ли? Это говорило о том, что, возможно, он был другим.
И не только в очевидном смысле, но и в том, что отличало его от других парней, которых я знала, что заставляло меня думать, обдумывать свои комментарии, анализировать их влияние больше, чем обычно.
Это было так похоже на меня, не так ли, выбирать мужчин, которых я абсолютно не должна выбирать. Не потому, что Барретт был чем-то плох. А потому, что ситуация была щекотливой, потому что, если все пойдет наперекосяк, продолжать убирать его офис в обозримом будущем может быть крайне неудобно.