На этом я сделала паузу, наблюдая за тем, как глаза моего отца стали задумчивыми, а воздух вырывался из его носа.
— Думаю я смогу смотреть на это именно так, — согласился он. — И я должен уважать человека, который знает, когда он не в своей тарелке, человека, который не слишком горд, чтобы вызвать подкрепление.
— Я думаю, Барретта легко неправильно понять. Некоторым он может показаться отстраненным и самоуверенным. Но, похоже, он очень хорошо понимает свои сильные и слабые стороны. Он не пытается изображать из себя крутого парня. Он оставляет это своему брату и своим бывшим коллегам.
— А теперь моей надирающей задницу маленькой девочке.
— Не знаю, заметил ли ты, но я уже не такая маленькая.
— Ты всегда будешь моей маленькой девочкой, малышка. Так работает воспитание детей. Ты можешь стать взрослой, и я это вижу, но я по-прежнему смотрю на тебя и вижу шестилетнюю девочку, которая пришла домой с опухшей губой, потому что она поругалась с группой мальчишек на детской площадке, которые сказали ей, что она не может играть с ними в полицейских и грабителей, потому что она девочка.
— Я вытерла ими пол, — призналась я, все еще гордясь этим воспоминанием, хотя мои инструкторы усадили меня и прочитали лекцию о том, что моя подготовка должна была использоваться только для защиты, а не для начала драк.
— Это точно. В тот вечер я получил пять гневных звонков от мам.
— Ты никогда не говорил мне об этом! — сказала я, улыбаясь, откинувшись на спинку стула, расправив плечи. Не думаю, что до этого момента я осознавала, как много я носила в себе. Ложь, уклончивость, чувство вины, связанное с ними.
— О, да. Мне сказали, что я должен разобраться со своим «маленьким адским ребенком», пока ты не стала угрозой. Оглядываясь назад, можно сказать, что они были правы. Ты была занозой в заднице в подростковом возрасте.
— Я была… энергичной.
— О, это то, что мы называем «упрямая как бык?»
На это я издала смешок, к которому присоединился и он. И я решила, что мне это нравится. Связь. Открытость. Исчезла неловкость, которая была присуща многим нашим разговорам, когда молчание заполнялось обсуждением погоды, новостей, какой-нибудь спортивной команды, разговорами о выставках автомобилей. Это было проще, естественнее.
Но потом лицо моего отца осунулось, потеряло весь свой юмор, даже выглядело призрачным. А для человека, у которого часто бывал румяный цвет лица, это о чем-то очень сильно говорило.
Честно говоря, у меня мелькнула шальная, испуганная мысль, что, возможно, у него сердечный приступ или что-то в этом роде.
Пока его голова не поднялась, взгляд стал печальным.
— Ты была честна со мной, — начал он, и что-то в его тоне заставило меня напрячься и сесть в кресло. — Теперь моя очередь быть честным с тобой. Независимо от последствий.
С этими словами он отодвинул свой стул, встал, вышел из-за стола и пошел по коридору.
Я понятия не имела, о чем он говорил, что он мог скрывать от меня. Или почему он должен был что-то от меня скрывать.
Но даже в моем неведении мой пульс участился, еда, которую я только что съела, зловеще бурлила в моем желудке.
Возможно, что-то во мне знало, что грядущее не сулит ничего хорошего, что это снова все изменит, выведет из равновесия.
Но прежде чем я успела проанализировать это, он вернулся, сел на свое место, долго смотрел на фотографию в своей руке, а затем передал ее через стол мне, картинкой вниз.
Не знаю, о чем я подумала, что могло быть на фотографии. Возможно, женщина, с которой у него был роман, возможно, переломный момент в терпении моей матери перед подачей на развод.
И уж точно я не думала о том, что на самом деле найду, когда переверну фотографию.
Сначала я увидела отца, немного моложе, лет на десять, хотя в основном он выглядел так же, лицо было покрыто более жесткими морщинами от долгих дней на работе, и стресса, но все же это был он. И улыбался, что само по себе было немного непривычным, поскольку он не был человеком, который легко улыбается. Хотя, когда он улыбался, это было зрелище, достойное снимков.
Он стоял на палубе яхты, за его спиной было небо цвета сахарной ваты, полное пухлых облаков и безбрежного моря.
Прошло немало времени, прежде чем я увидела, что там был еще один человек, что мой отец положил руку на плечи этого человека.
Но это была не женщина.
Это был мужчина.
И, что, возможно, более шокирующе, это был тот, кого я узнала.