- Корвус. – произнес прораб, после чего повторил с именем. – Лиам Корвус.
- Мистер Корвус. – Шеф полиции повторил фамилию и, едва сумев охватить ладонь собеседника для рукопожатия, сел в поданную машину.
*****
Два дня спустя в кабинете Ларри Нильсона раздался звонок, который отвлек шефа полиции от созерцания каталога автомобилей на продажу – его машина переходила в разряд «ретро», и катать на ней лишние километры не хотелось совсем.
- Шеф полиции Нильсон! – Бодро гаркнул он в трубку, надеясь смутить собеседника и поставить его в позицию просящего.
- Ларри - Ларри, зачем так громко? – голос Фортуны, слегка искаженный металлом телефона, оставался узнаваемо прекрасным. – У Билла сутки.
- Хренова дура! – Ларри Нильсон понизил голос, из-за чего сделался похожим на шипящего гуся. – Сколько раз говорить – не звоните мне в отделение. Всё, что касается личной жизни – домой и внерабочее время!
- Это не только тебя касается, грубиян. – на этот раз женщина не стала жеманничать и говорила тоном, подходящим её лицу, таким же плоским и безразличным. – Сутки.
Ларри Нильсон попытался что-то добавить или, быть может, разразиться гневной тирадой, но Фортуна бросила трубку, оставив шефа полиции наедине с короткими гудками. Ух, как она его бесила своими выходками, и в особенности тем, что не оставляла шансов выбраться из-под её власти. Сделав большой глоток из фляжки, Ларри откинулся на спинку кресла, чувствуя, как горячий напиток скатывается по пищеводу. «Сколько это будет продолжаться? Как избавиться от бездушной власти этой психованной стервы?» - мысли шефа полиции крутились разноцветным полотном, укрывающим карусель.
Спустя сутки коронеры зафиксировали смерть Билла Джеффри Аллена, уроженца Техаса. Газеты опубликовали не на первой, и даже не на третьей полосе заметки примерно такого содержания:
«…Строитель, в нарушение всех правил безопасности, вышел на бетонные работы в состоянии алкогольного опьянения и, не удержавшись на краю котлована – сорвался вниз и получил увечья, не совместимые с жизнью. До этого, по словам коллег, он на три дня исчез из расположения, вероятно, был в загуле. Последний раз его видели в обществе какой-то блондинки. Проверка местных питейных заведений и злачных мест результатов не дала. Смерть признана несчастным случаем...»
1.8
Ларри Нильсон загнал свой мотоцикл в гараж и снял шлем. В этот раз мотоцикл использовать не пришлось, тем не менее, навык необходимо поддерживать. В глянцевой поверхности шлема шеф полиции заметил какое-то резкое движение сзади, но сделать ничего не успел – перед глазами замелькали тысячи звездочек, а голова загудела, как пустой железный жбан. Массивное тело Ларри Нильсона рухнуло на пол гаража, сбив мотоцикл, который в свою очередь упал и оцарапал лакированный бок машины, стоявшей рядом. Две худых фигуры, одетые во все черное, в шерстяных шапках с прорезями для глаз на головах, без видимых усилий подхватили под руки бесчувственное тело шефа полиции и затолкали его в багажник собственной машины. Лаки и Локи - а, избавившись от масок, оказалось, что это они – ловко запрыгнули в «Бьюик», принадлежащий Ларри, и выехали в сгущающиеся сумерки.
******
- Мерзкие твари! За что вы так со мной? – Истошно вопил Ларри Нильсон, который был привязан к стулу. Как и в тот день, когда они ломали несчастного Джима Корбетта. Только сейчас это было взаправду. – Я вас всех на ремни порежу! Я из ваших глаз сделаю брелоки, а кишками украшу центральную площадь! Кожу с вас сдеру, натяну на барабаны и в них будут стучать по праздникам!
Фантазия темнокожего шефа полиции не знала границ. Сквозь волну посылаемых им проклятий послышался скрип двери. Завязанные широкой лентой глаза не позволили увидеть кто перед ним, однако до обоняния донесся тонкий, едва уловимый, знакомый аромат духов.
- О, Джинджер, ты здесь! – выкрикнул он, повернув голову в сторону, откуда донесся аромат. – Ты довольна, чертова дура? Я твой пленник, а что дальше? Убьешь меня? Ты представляешь, какой резонанс это вызовет? Да вас найдут и линчуют, вы не понимаете, что творите!
Голос Ларри Нильсона сорвался на истерику, смешавшись с громким женским смехом и карканьем ворона. Эхо пустого помещения разбило смесь звуков на тысячи осколков, превращая их в адскую, режущую ухо какофонию.