- Кхм! – Нарочито громко прокашлялся доктор Холдинг, отчего Джинджер подпрыгнула на месте и к лицу её прилила кровь, сделав щеки румяно-розовыми. – Как они?
- Очень странно, доктор. – Джинджер не услышала от доктора слов приветствия, и потому решила также не проявлять такта. – Такие страшные диагнозы и заключения, практически поставившие крест на их будущем, а они смирные, тихие.
Джинджер протянула доктору тонкую пластиковую папку красного цвета.
- Здесь, доктор Холдинг, я тезисно представила информацию по ним, а также взяла на себя смелость прописать предполагаемое лечение.
- Много на себя берете, сестра! – Мутноватые глаза доктора запылали пламенем, и он не дал договорить помощнице. – Вы не лечащий врач и не имеете соответствующих навыков. Не смейте подвергать наших пациентов опасности! Я благодарен за проделанную работу, но вот это надо переделать в нормальный вид!
Эрнест Холдинг раскрыл папку, вырвал вшитые в неё листы, и, уронив обложку на пол, разорвал их на мелкие кусочки. Глядя прямо в мокнущие от наворачивающихся слез глаза, доктор встряхнул руками и конфетти, еще минуту назад бывшее докладом, полетело на пол.
- Санитар! – Не отрывая взгляда от Джинджер, выкрикнул доктор и, заметив боковым зрением появившуюся из-за двери стриженую голову, приказал. – Уберите здесь! Немедленно! И через тридцать минут Теренса Джонса в электро-лабораторию!
Голова исчезла, вероятно за инструментом для уборки, а доктор, как ни в чем не бывало, прогулочным шагом направился в сторону лабораторий. Сухие руки его были сцеплены в замок за спиной, для полноты картины недоставало шляпы-котелка на голове и тросточки в подмышке. Джинджер готова была поклясться, что доктор, уходя, насвистывал какую-то мелодию. Девушка повернулась к палате и вздрогнула, изо всех сил сдерживая готовый вырваться крик ужаса: сквозь окошко, практически в упор, на неё смотрел Дилан. Взгляд его остекленевших глаз был направлен на неё, зрачки при этом мелко дрожали. От этого зрелища у Джинджер подкашивались ноги от страха. Вырвавшись из гипнотической волны ужаса, медсестра удалилась в сторону регистратуры.
Предстоял очередной этап борьбы с демонами Теренса Джонса.
Сеанс начался с того же, что и в прошлый раз: темнокожего парня привезли на каталке, посадили в кресло, закрепили в нем и начали пропускать ток сквозь виски. Джинджер фиксировала то, что ей говорил чудивший с самого утра доктор, и взволнованно-радостно поглядывала на пытающегося вырваться из пут нечеловеческими усилиями Теренса. В этот раз Эмили не появилась. И Теренс исчез, стоило первым разрядам тока пройти сквозь лобные доли мозга испытуемого. С пеной у рта, кровоточащими запястьями и растертым до крови о деревянную спинку затылком перед наблюдателями находился некто по имени Ларри.
Джинджер подняла голову с подушки и рывком села в кровати. Только что её сон был безжалостно оборван истошными воплями сгорающих в огне людей. Страх и паника, поначалу отражавшиеся на её лице, сходили на нет, и лицо обретало розоватый оттенок, вряд ли видимый кем-то в ночном мраке. За окном была тишина, снизу пробивался свет фонаря с ограждения, никаких всполохов, и уж тем более криков, не было. Прошел месяц с тех пор, как в лечебницу попали двойняшки, и каждую ночь медсестра просыпалась от ужасных криков, казавшихся реальными до невозможности.
Влажная от пота простыня липла к телу, оплетая десятками змей и сковывая движения Джинджер. Сон не шел, в голове наплывами звучали крики, а перед глазами мелькали языки пламени, нещадно пожиравшие плоть несчастных. Иногда среди криков Джинджер слышала крики Теренса Джонса, привязанного крепкими ремнями к электрическому стулу, но чаще голоса были неким сводным хором из услышанного ранее в стенах клиники. Симфония человеческого безумия, в которой не ясно, кто более безумен – пытающий или испытуемый. Тот, кто упивается властью и правом испытывать весьма спорные методы лечения, или тот, кто силой обстоятельств, внешних или внутренних, оказался подопытным кроликом. Тот, кто видит нечто, чего не видят остальные, или тот, кто лекарствами и уничтожением личности заставляет не говорить о том, что он видит. Видеть галлюцинации, может, эти бедолаги, и не перестают, но они боятся говорить о них. В их, и без того пораженном недугом, разуме создаются условные рефлексы, основанные на боли.