— Легионов?
— Да, не только для нас, но и для других наших братьев. Поэтому не говори о нём в таком тоне.
— Хорошо, больше не повторится. Но всё же… он не уничтожил тот проклятый меч, не передал его куда следует, а оставил себе, так ещё и явно использовал какую-то магию, чтобы переплавить его на оружие по меньше. И смею заметить, что металла с того клинка хватило бы на куда больше мечей.
— А куда Мойран должен был его передать? Лично на Терру отвести?
— О, так ты всё же тоже знаком с сарказмом и иронией.
— Быстро учусь у смертных и надеюсь, что ты тоже будешь учиться у нас. Примархи находятся на совершенно ином уровне. Мойран одновременно способен командовать сразу всеми ротами, отдавать максимальное чёткие приказы им и координировать всю битву. Он знает, что делает и мы не способны с ним спорить, ведь не можем заглянуть в будущее настолько же далеко, как он.
— И в каком это будущем использование проклятых мечей может довести до чего-то хорошего?
— В том же, в котором тебя не сожгли за магию на Камелоте, Мордред. Мир полон хаоса и этого не изменить. И то, что мы не можем победить, мы должны возглавить.
— Чумба, ты чё несёшь? Ты себя слышишь? Мятеж удумал? — шикнул я, перейдя на несвойственный ложам заговорческий шепот.
— Да чтоб тебе на голову трон упал, какой мятеж, Мордред? Природа храм и мастерская человечества в равной мере. Варп не исчезнет, мы должны учиться жить с ним и делать его собственным инструментом. Мы должны покорить его!
— Какая природа, Тюхе? Ты пьяный?
— А что по-твоему варп? Это такое же явление природы.
— Природа это деревья, цветочки…
— Вот из-за такого узкого мышления между нами и существует пропасть под названием "непонимание".
— Расизм, я почувствовал запах расизма.
— Мы одной расы, Мордред, — вздохнул Тюхе, после чего устало опёрся подбородком на подставленный кулак. — Сложно всё это. Ты конечно тоже в чём-то прав, но я верю, что Мойран знает, что делает. Он не безумен и крайне силён. В нём воли побольше, чем в любом из других примархов.
— Может и так, — примирительно сказал я, понимая что наш спор лишь благодаря спокойствию и хладнокровности Тюхе не перерос на повышенные тона. — В конечном итоге не мне об этом говорить.
— Ещё партейку в регицид? У тебя получается всё лучше.
— А ещё я заучил двадцать три дебюта, что позволит сэкономить нам время в начале партии. Тебе наверное невероятно скучно было ждать пока я сам дойду до правильного хода.
— Лицезреть развитие одна из прелестей смертной жизни.
Тюхе был удивительным космодесантником и действительно очень сильно отличался от всех других. И порой мне действительно казалось, что подобное вовсе не ошибка. Ведь так или иначе создавая примархов Император создавал для себя и инструменты. Каждый должен был играть свою роль и решать свою задачу, при этом делая это идеально. Так может быть Мойран и его сыновья должны были служить примером человечности?
Астартес не были следующей ступенью эволюции, они были созданы для войны на благо Человечества. Однако с такой силой об этом можно было легко забыть, превратившись в просто убийц, для которых насилие и война должны продолжаться вечно. Моя теория мне нравилась, хотя и сам я видел некоторые несостыковки в ней.
Однако стоило нам лишь расставить фигуры на доске, как гул двигателей десантных шаттлов затмил всё. Словно в яростной атаке к земле мчались корабли, а затем началась высадка сил Тёмных Ангелов.
— Что происходит? — тут же Тюхе попробовал вскочить, однако не смог этого сделать из-за ещё незаживших ран. — Зачистка этой зоны завершена, как и в целом главные силы должны выводиться.
Но ответы не нужно было искать, ведь они грозно шли к нам самостоятельно. Возвышаясь над другими воинами первого легиона впереди шёл Лев Эль'Джонсон, Сын Леса и Ангел Смерти Калибана. Едва сделав свой первый в жизни шаг Лев уже был вынужден сражаться и бороться, с самого рождения судьба безжалостно бросала его в огонь испытаний, но раз за разом примарх выживал, словно первобытный хищник, выгрызая своё право на существование.
Калибан, его Родина, был миром смерти, где всё покрывали леса полные опасных хищников, терзавшие людей, застрявших в феодальной эпохе. Стоило ли удивляться тому, что Лев вырос бескомпромиссным и беспощадным? Он привык к тому, что за ошибки нужно платить кровью и жизнью, а значит ошибаться было нельзя.
Ему не нужна была слава, он не стремился к чужому одобрению и уж точно не задавался вопросами о собственной судьбе. Лев в целом никогда не отличался разговорчивостью, но дураком был тот, кто считал его невеждой, которому не было чего сказать. В задумчивой тишине он слышал всё, словно хищник наблюдая за каждым действием как своих подчинённых, так и врагов. Находясь рядом с ним, даже за его спиной, каждый понимал, что за ним наблюдают, что уже прямо сейчас примарх составлял план и что даже для самого верного брата продуман сценарий истребления.