— Так много вопрос и все такие забавные, — грустно улыбнулась Геральдия, поглаживая уже довольно привыкшую к людям Птичку.
— Почему?
— Обычно меня спрашивают о том сколько зарабатываю, имею ли мужа, каких успехов добилась и как проходит мой карьерный рост. Даже не вспомню, чтобы кто-то интересовался моим любимым блюдом и уж тем более спрашивал такую незначительную мелочь как цвет деревьев на планете, где я провела меньшую часть своей жизни.
— Незначительную? Мне кажется ответы на эти вопросы позволят мне узнать о тебе куда больше, чем то сколько ты заработала.
— Смотрю вы хорошо ладите, это славно, — произнёс я, вернувшись за стол и начав уплетать сначала второе, оставляя суп на потом, ведь только я был властен над своей судьбой и только я решал в каком порядке буду жрать свой ужин. — Я бы кстати тоже послушал этот рассказ. А то ты про меня и так всё знаешь после интервью.
— Да что рассказывать? Ничего особого интересного, — пожала плечами Геральдия, которая слегка приуныла. — Родом с Вострои, это такой мир, сегментум Обскурус, куда ближе к нам, чем Терра. Мир промышленный, технически независимый, но по факту очень тесно связан с Марсом. Мы что-то типа их ресурсной базы. Работают у нас чуть ли не круглые сутки, вкалывают как проклятые, смертность в некоторых цехах выше, чем на некоторых сражениях. Жить тяжело, но а где легко, верно?
— Да, рабочим всегда было и будет тяжело, а уровень их жизни будет зависеть исключительно от максимального соотношения выгоды и эффективности. Разве что технический прогресс может облегчить их жизнь, но… в целом, они всегда буду получать мало, питаясь лишь подачками сильных, которые со временем делают то или иное изобретение доступным всем, ну а сами начинают пользовать чем-то ещё более лучшим.
— Ага, ты это отлично понимаешь, ведь и сам дворянин, — с лёгкой претензией в голосе произнесла Геральдия, но быстро поправилась: — Хотя и не такой как все, да и судьба у тебя тоже не самая завидная. Хотя Камелоту до Вострои в плане эксплуатации рабочих далеко. У нас там вообще мрак… деревьев кстати нет, мир промышленный. Кислотные дожди — норма. Мутации на нижних уровнях — база, а средняя продолжительность жизни в сорок пять лет — основа сильной экономики. Хотя население всё равно растёт, увеличивая мощность цехов. Кстати, именно с Вострои сейчас идёт основное снабжение для нашего флота.
— Ого, я и не знал.
— Да, всё благодаря тому, что не так давно её посетил Мойран и помог решить некоторые проблемы.
— А-а-а, не так давно это полагаю минимум полвека?
— Ха, точно, — усмехнулась Геральдия. — Просто когда занимаешься истории, то такие сроки начинают восприниматься как мимолётность. Век-два, что это такое для летописи? Лишь одна страница, а порой абзац или слово. В общем, волею судьбы мне удалось попасться на глаза капитану седьмой роты, после чего каким-то образом мной заинтересовался Мойран и решил взять в качестве летописца.
— Чего-то ты не договариваешь, — прищурился уже я, чувствуя как меня пытаются обмануть, но врать Геральдия по всей видимости за всю свою жизнь так и не научилась. — Колись.
— Ну-у-у… в общем… ну как сказать…
— Боже, как девственница ломаешься, — закатил я глаза, не понимая чего это столь взрослая женщина, пусть и внешне молодая, может так чего-то смущаться.
— Понимаешь, примарх фигура величественная, а я тогда молодая была… ну и вообщем… на два свитка ему любовное признание написала.
Я от неожиданности поперхнулся едой и начал кашлять, попутно пытаясь борясь с желанием заржать как конь, ведь смех с куском еды в горле мог меня убить. Наверное никогда прежде за свою жизнь в теле Мордреда я не был так близок к смерти, но как и полагается слуге Императора, я на последнем издыхании, когда диафрагма сжалась до боли, выпустив почти весь воздух, превозмог и смог выкашлять застрявшую еду и после уже заржал как конь.
— Ха-ха-ха! — не сдержавшись я ещё хлопнул по столу, после чего скрутился от боли в груди: мышцы после откашливания болели люто. — Так… и что он ответил?
— Да я не помню уже, — покраснев ответила Геральдия и отвела взгляд. — И хватит ржать, я тут душу тебе открыла!
— Ты старше меня в три раза и до сих пор краснеешь из-за столь давнего случая, как маленькая девочка. Тут невозможно не заржать. Но извини, больше не буду докапываться. Всякое бывает, жизнь штука сложная и непонятная. Видал я и бабок, в которых жизнь била ключом, и детей, на которой будто бы лежали века тяжкой жизни. Всё определяется не возрастом, а жизненным опытом, который зависит от событий. Ребёнок потерявший родителей и увидевший руины собственного дома не будет смотреть на мир столь же позитивно, как выращена в золотой клетке дворянка, которой всю жизнь потыкали любым желаниям.