— Он не может, — прокрякал клюв тонко и скрипуче. — Он застрял.
— Как — застрял? — удивился кролик.
— Попал задними лапами в каменную трещину, и лапы распухли. Стоит так вторую неделю, глушит рыбу бревном. Ну и я кое-что ношу…
Вода снова забурлила, на берег выполз молодой утконос и с чувством отряхнулся.
— Ты кто такой? — строго спросил Шу, брезгливо смахивая с меха капельки воды.
— Я Тутулу, ученик Тымпы.
— Ученик? — изумился Шу. — У Тымпы есть свой ученик?
— Вообще-то, — Тутулу оглушительно шмыгнул носом, — он меня в ученики брать не хочет… Но я хожу за ним и учусь всему как могу.
Утконос, шлепая, прошелся по берегу и остановился у ног Пики-Пики.
— Какая мощная тварь! — сказал он и с уважением посмотрел на кролика. — Твоя? — он задумчиво пощупал ластой правую лапу кенгуру. — Если привязать веревку, можно Тымпу вытащить…
Вомбат сидел под могучим баобабом и хлебал уже третий котелок горячей похлебки. Пики-Пики пасся неподалеку в кустарнике, кролик спал, Тутулу хлопотал вокруг, противно шлепая ластами, а Шу курил эвкалипт и смотрел на друга сквозь полуприкрытые веки.
Наконец Тымпа отложил пустой котелок, с чувством рыгнул и похлопал себя по животу.
— Какая мерзость — холодная сырая рыба! — сообщил он утробным басом, и это были первые членораздельные слова, которые Шу от него услышал.
— Как твои лапы? — Шу указал дымящейся трубкой на могучие лапы вомбата, уже аккуратно обвязанные целебными листьями гау-гау.
— Какая мерзость — узкие каменные щели! — произнес вомбат.
— Еще похлебки сварить? — щелкнул клювом Тутулу и вопросительно поднял котелок.
— Какая мерзость — назойливые утконосы! — пророкотал Тымпа.
— Утконосы — первозвери, — обиженно проскрипел Тутулу. — Древний благородный народ.
— Какая мерзость — древние благородные народы! — с чувством рыкнул Тымпа, погладил себя по животу и без паузы продолжил: — Не обращайте внимания, братья, сейчас жратва разойдется по жилам, и я стану добр… о! Пошло, пошло… Хорошо-о-о…
Тымпа прикрыл глаза, снова погладил пузо, и на его морде появилась довольная сытая улыбка.
— Рад видеть тебя в добром расположении духа, брат, — улыбнулся Шу.
— Спасибо, что пришли! — откликнулся Тымпа. — Я уж думал, так и помру. Там ключ горячий бьет, лапы пухнут, из жратвы — только рыба и ягоды, что Тутулу носил.
— Это твой ученик? — спросил Шу.
— Да какой ученик из утконоса, — отмахнулся Тымпа. — Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп, — Тымпа пошевелил лапами, изображая утконоса, а затем кивнул на спящего кролика. — Я гляжу, тебе тоже с учеником не повезло…
Шу фыркнул.
— Это не мой ученик, мы просто вместе путешествуем.
— А куда идете? — заинтересовался Тымпа.
— Так… — Шу неопределенно помахал дымящейся трубкой. — Проведать старых друзей. К тебе вот заехали, потом повидаем Жекса, потом Вогоего…
— Вогоего? — оживился Тымпа. — Как он там? Да и Жекса не видел давно…
— Пойдешь с нами? — быстро спросил Шу, стрельнув глазами.
— Меня! Меня возьмите! — тревожно защелкал клювом Тутулу.
— Кыш! — добродушно отмахнулся Тымпа. — Я бы конечно пошел, да мои лапы не скоро пойдут…
— А мы тебя посадим на Пики-Пики, — быстро предложил Шу.
Из кустов послышался тяжкий вздох.
Казалось, степь тянется от горизонта и до горизонта. Трава была невысокой, но Шу она оказалась по плечи, а кролик и вовсе в ней тонул. Лишь Пики-Пики с сидящим на спине Тымпой возвышались высоко над степью. Скакал Пики-Пики тяжко, и при каждом прыжке лапы Тымпы, перемотанные листьями гау-гау, взлетали в воздухе.
— А как мы найдем этого Жекса? — все повторял кролик последние два часа, раздвигая жесткую траву исцарапанными лапками. — И так ли он нам нужен? У нас есть ты и Тымпа, такие большие, такие сильные…
— Послушай, заткнись! — не выдержал Шу. — Жекс — дьявол, он лучший боец в рукопашных схватках. И он может появиться в любой момент. Но у него резкий нрав. И чувство достоинства гораздо больше, чем рост. Жекс не терпит унижений и насмешек, и любое неосторожное слово воспринимает как атаку. Если ты что-то скажешь о его росте, тебя ничто не спасет. Ты понял?
— Понял, — закивал Бим. — А что, если…
— Тихо! — поднял лапу Шу.
Пики-Пики тут же остановился.
Шу неспеша сбросил котомку, разгреб траву и приложил к земле ухо. Определенно, земля подрагивала, словно издалека приближалось большое стадо кенгуру. Шу прислушался и узнал поступь — поступь была не кенгуриная.