— Постой, — Олег выудил из груды барахла перочинный ножик с изогнутой перламутровой рукояткой. — Что ты мужику бабские финтифлюшки предлагаешь. Нож, — объявил Олег торжественно. — Держи. Нет ничего лучшего для мужчины, чем вспороть брюхо врагу, — Олег полоснул лезвием по клеёнке. — Ну, как вам? — оглядел он аборигенов. — Правда, классная штука?
Демонстрация брутальных свойств ножа энтузиазма не вызвала. Потоптавшись с минуту, аборигены синхронно развернулись и закосолапили в лес.
— Ты всё испортил, — набросилась на Олега Глория. — Они миролюбивые, смирные, а ты — «враги, брюхо, вспороть»… Не удивлюсь, если они больше не придут.
— Ну, и не придут, велика важность, — виновато бормотал Олег, едва поспевая вслед за Глорией к лабораторной двери. — Я, между прочим, и так не понимаю, чего они ходят.
Понять и вправду было затруднительно. Аборигены наносили визиты два-три раза в неделю. И были они друг от друга неотличимы. Одного роста, Олегу по колено. Одного окраса, цвета чёрного кофе. И с одинаковым спокойно-грустным выражением круглых карих глаз в пол-лица. Луис, впрочем, уверял, что не лица, а морды, и в разумность аборигенов верить отказывался.
Ни на один земной вид были они не похожи, а скорее сочетали черты полудюжины разных видов, словно причудливый гибрид, выведенный затейником-селекционером. Поэтому применить биологическую систематику к аборигенам в лаборатории не пытались и ни к одному отряду плацентарных млекопитающих их не относили.
— Лемуроподобные медвежата, — шутил иногда Луис. — А то и медведеобразные кроты.
На лабораторном пороге Олег оглянулся. Аборигены достигли опушки и один за другим втянулись в чащу. Олег на секунду замер, любуясь буйством местной флоры. Лес покрывал девяносто процентов суши этой планеты, был он величественным и в буквальном смысле непроходимым и непролазным. За полтора года, что существовала лаборатория, исследовать удалось разве что малую его толику. Да что там малую — ничтожную, подумал Олег, а то и вовсе никакую.
Змеехват сошёл с тропы и уселся на ствол поваленного ураганом иглолиста. Отодрал шершавую пористую кору, извлёк из-под неё личинки жука-древоеда и принялся закусывать.
Остальные двое отставали. Цикадник повредил левую ногу во время последней охоты на клыкаря и поэтому передвигался небыстро. Рыболов вообще никогда не спешил, да и не мудрено — когда удишь день-деньской рыбу на речном берегу в излучине, торопливость ни к чему.
— Хорошие личинки, вкусные, — подумал Змеехват Рыболову, едва тот выбрался на тропу из-под бахромы лианового занавеса.
Рыболов поморщился — личинки он не жаловал. Питаться он привык свежей рыбой с реки, так что лесных насекомых полагал не снедью, а приманкой.
Большую змею видел, подумал Рыболов Змеехвату. Под корнем веерного дуба. Мясистая змея, жирная.
— Суп сварить можно, — подтвердил появившийся за спиной у Рыболова Цикадник. Думал он обоим, так что вкус горячего, наваристого змеиного бульона явственно представился всем.
— Может, сходишь, убьёшь? — заискивающе подумал Цикадник Змеехвату. — Никто лучше тебя змей не убивает.
Змеехват поколебался. С одной стороны, змеиный суп хорош и укрепляет здоровье. С другой — время терять не хотелось. К тому же, Зарянка ждёт, наверняка соскучилась, пока он шастает по лесу.
— Я вот всё думаю, откуда эти гладкокожие пришли, — перевёл мысленный разговор на другую тему Змеехват. — И почему их только трое, где остальное стадо.
— С дальних болот пришли, не иначе, — обстоятельно рассудил Цикадник. — Видать, семья отделилась. Хотя самка не похоже, что на сносях.
— Интересно, они хищные или травоядные, — подумал Рыболов. — И если хищные, нравится ли им рыба.
Змеехват свои мысли скрыл. Он тоже неоднократно размышлял, чем питаются гладкокожие, но ни к чему конкретному не пришёл. Выяснить это, однако, было необходимо. Змеехвату необыкновенно понравился резак. Но не рассердятся ли гладкокожие, предложи он в обмен змею, было неизвестно. Взять резак даром Змеехвату и в голову не приходило, хотя гладкокожие явно предлагали за так. Рискну, решил, наконец, он. Набью завтра побольше змей, постараюсь, чтоб были помясистее. Рыболов желтобрюхов наудит…
— Дом у гладкокожих хороший. И ноги сильные, — беспорядочно думал в открытую Цикадник. — Жаль, что размышлять они не умеют.
— А может, умеют, — возразил Рыболов. — Только друг другу размышляют, вот мы и не слышим.
— Ерунда, — отмахнулся Цикадник. — Мы-то им размышляли. У меня голова вспотела, пока я им думал. А они в ответ только ртами шумят.