Но сегодня мне весело. Ира и Наташа.
* * *
Я же не сказал, кто такая Нина. Это падчерица моей бабушки. Когда бабушка вышла замуж за дедушку, у него была дочь, то есть Нина, рано оставшаяся без матери. У самой бабушки тоже уже была моя мама, совсем маленькая.
Уж не знаю, как проходило детство Нины и моей мамы, но бабушка говорила, что их обеих считала родными. Нина стала её отрадой, когда «дура-Марго» пустилась во все тяжкие.
Нина вспоминать мою маму, впрочем, не любила.
– Много о себе думала, вот и получила!.. – вот и всё, что изредка говорила она о сводной сестре.
…Помню, когда я пошёл в школу, а привела меня туда, конечно, бабушка, сосед по парте на первом же уроке задал мне вопрос:
– Где твоя мама?
– Да так, умерла… – и добавляю многозначительно: – Много о себе думала, вот и получила!
Сосед посмотрел на меня со смесью удивления и почему-то уважения…
А я с детства занимаюсь маминой арифметикой. Её год рождения, 1972-й, отнимаю от нынешнего. И считаю: а сколько бы ей было сейчас лет? Какая бы она была? Я почему-то уверен, что с годами мама бы становилась красивее, умнее, счастливее. Жизнь бы наполняла её. Но к чему эти фантазии.
Мамы у меня нет, не было и не будет.
А Нина работала журналисткой в издательском доме «Провинция». В соседнем городе. У неё было мало свободного времени, но всё же она выкраивала пару дней раз в три месяца, чтобы навестить нас. И этих дней я так ждал, как и шахтёры не ждали зарплаты в год моего рождения…
Я тут недавно выбрасывал старое бабушкино постельное бельё и в каких-то проштампованных наволочках нашёл заметку из газеты «Провинция» под заголовком «ВИЧ – наш бич». Речь в ней шла о мальчике Л., родившемся от ВИЧ-положительной матери, которого растит нищая бабушка-учительница. Концы с концами они сводят еле-еле, хоть Л. и получает от государства две пенсии: как сирота и как ребёнок с ВИЧ. Мальчик красив, активен и с виду здоров. Зачислен в общеобразовательную школу. Но что ждёт его в будущем? – задаётся вопросом автор статьи. Готово ли общество принять не такого, как все?..
Автор – Нина. И хоть сейчас я понимаю, что статья-то написана совершенно беспомощно, я благодарен ей хотя бы за такое участие в моей судьбе. Чёрт возьми, ведь именно этого мне и не хватало всегда.
Л. – это я. Я уже писал, что меня зовут Лев?.. Более долбанутого имени сложно себе представить, я считаю. В детстве я недоумевал: зачем меня так назвали? Почему не Бегемот, не Заяц, не Улитка?.. Потом свыкся. А бабушка объяснила. Медсестра ей сказала, когда она примчалась ко мне в реанимацию, что сейчас на небе созвездие Льва вот прям в ударе и что надо дать парню такое же сильное имя, как и знак Зодиака.
Эта же медсестра – видимо, в её голове кипел эклектичный эзотерический суп – настояла на том, чтобы меня окрестили там же, в реанимации. А у меня ломка, представляете? Молодой священник, похоже, до этого младенцев видел только на благостных мероприятиях в стенах храма, поэтому тощий красный червяк, исходивший поносом и бьющийся в конвульсиях, произвёл на него тяжкое впечатление. Жалких десять минут покудесил он над моей душой и предпочёл покинуть аскетичные интерьеры реанимации. Мне неудобно – может, я ему до сих пор в страшных снах являюсь? Или я много о себе думаю?..
Вообще да, я много о себе думаю. А о ком думать? Вокруг меня слишком долго не было ни одной живой души…
* * *
Конечно, я немного преувеличиваю. Был у меня друг. Всего один, Рома. Он, в отличие от меня, в медицинский всё же поступил, счастливчик, и в морг мы пошли работать вместе…
О моём диагнозе одноклассники не знали. Знали только школьная медсестра и директор. Она-то меня в школу принимать не хотела, но Нина пригрозила ей прокурорской проверкой – не всё в порядке было в школьной бухгалтерии… И строго-настрого приказала директрисе молчать о моём ВИЧ, ведь если бы узнали родители других школьников, началось бы такое... Хотя в семь лет, когда я пошёл в школу, я, честное слово, не собирался ещё ни с кем заниматься сексом, да и наркотики в этом возрасте обычно не принимают. Но ведь все эти квохчущие над своими здоровыми детьми родители уверены, что я только и думаю, как передать свой гадкий вирус их чадушкам – а ну как покусаю или поцарапаю, или ещё что?.. Они находятся в перманентной истерике по поводу ВИЧ, поэтому никогда не услышат, что так он не передаётся…
Но не сближался с одноклассниками я, в общем, по другой причине. Класс наш был «Э» – экспериментальный. После седьмого набрали двадцать восемь ребят (девочек почему-то не взяли) с большими способностями к естественным наукам, но все не могли быть равны. Те, что были умнее, не могли отказать себе в удовольствии подкалывать менее успешных в учёбе. Ну, и конечно, не в выигрыше были прыщавые, толстые, чересчур скромные (по этой причине никто, кроме меня, не дружил с Ромой)... Также не любили рыжего долговязого Зайченко, родители которого были к тому же алкоголиками. Не пользовался авторитетом и узбек Чингизов, хотя учился он превосходно. Я болтался где-то между двух миров – успешных и отверженных – и боялся: только бы никто не узнал о моём ВИЧ, ведь это окунуло бы меня лицом в компостную яму.