Коллектив авторов
Журнал «Фантастика и Детективы» № 11 2013
Адреналин его превосходительства
Леонид Каганов
Леонид Каганов
21 мая 1972 г.
— Три миллиона жизней — это плата за независимость?! — воскликнул Томаш и покрутил пальцем у виска. — Ты действительно считаешь, что независимость Метрополии от Империи этого стоит?
— За сто лет это не так уж много, — зевнул Дайбо, на миг оторвал могучие руки от руля вездехода и сладко потянулся. — Ты ренегат и дезертир, Томаш. Не понимаю, как военные психологи пустили тебя в армию. Сидел бы у своей мамочки Терезы на аграрной планетке, разводил кроликов.
— Мясных ламантинов, идиот, — обиделся Томаш, пихнув Дайбо в ребра прикладом бластера, — сколько раз тебе повторять?
— Сколько раз тебе повторять, салага, чтобы не обзывал меня и не тыкал, когда я за рулем? — взревел Дайбо и резким ударом вогнал могучий кулак Томашу в нос.
Томаш всхлипнул и умолк, размазывая кровь бумажным платочком.
Некоторое время они ехали молча. Вездеход медленно катился вдоль карьерной балки, под гусеницами скрипел оранжевый песок. Внизу в карьере копошились роботы-рудокопы, похожие сверху на больших стальных муравьев. Уже час, как солнце закатилось за барханы, и лишь справа над горизонтом светил маленький далекий Денеб, раскладывая по песку прямые и ровные тени.
— Ты мне нос разбил, — пробормотал Томаш. — Сильный, да? Врагов бы так бил.
— Некоторые напарники хуже врага, — хмуро объяснил Дайбо. — Вот дали мне салагу в караул… Хилый, наглый, спорит и разговоры подрывные ведет.
— Зато я ножи лучше всех кидаю! — ответил Томаш обиженно и шмыгнул носом. — Убиваю ламантина в глаз со ста метров!
— Дурак ты деревенский, — зевнул Дайбо миролюбиво. — Ламантина он убивает. Ножей солдаты не используют. Качай мышцы, стреляй из бластера и меньше рассуждай про войну.
— Все равно, — упрямо повторил Томаш, хлюпнув носом. — Все равно это неправильная война. Сам полковник говорит, что столетняя война несет только смерть и зло!
— Полковник может говорить всё, — усмехнулся Дайбо. — Он же полковник. Он говорит то, что считает нужным, но ты никогда не узнаешь, что у него на уме. Запомни: он всех видит насквозь, он знает все, что ты скажешь, раньше, чем откроешь рот. А когда надо воевать, он абсолютно безжалостный. Он как робот, понимаешь? Никаких эмоций: только тактика. Он ничего не говорит и не делает без расчета. Плохого слова не скажет без нужды. Но когда есть смысл убить — убьет кого угодно, не задумываясь. Ты просто не видел, как он казнит пленных лазерником: спокойно, быстро, как хлеб режет. Ни один мускул на лице не дрогнет.
— Врешь ты, Дайбо! — покосился Томаш.
— Сам видел, — объяснил Дайбо, — ты еще здесь не служил. Да ты пойми: он полковник. У него все в роду были полковниками, и всех звали Зоран. Зоран Грабовски — герой Метрополии, которому памятник в столице, — это его прадед. А его сын, Зоран Грабовски, погиб в бою за Вегу двадцать лет назад. У него никого нет, у него война в крови, он сдохнет за независимость, но не уступит имперцам. Учись у него, салага!
Вездеход выехал из балки и покатился по полю, уставленному ветряками. Ветряки крутились вяло, на стальных лопастях поблескивал далекий Денеб. Зрелище завораживало. База осталась далеко позади, пора было разворачиваться.
— Интересно, что он будет делать, когда война за независимость окончится? — пробормотал Томаш. — Он же совсем старик, кроме войны, получается, ничего не умеет.
— Война никогда не кончится, — откликнулся Дайбо. — Сто лет тянется, и никогда не кончится. Пока живы люди, они найдут повод драться. Так полковник говорит.
— А все-таки, если война кончится?
— Я трактир открою. — Дайбо притормозил и начал закладывать неспешный разворот.
— Да я про полковника нашего, — перебил Томаш.
— Понятия не имею. Я про себя. Сгоню мышцы, отращу пузо. А еще бороду и хвост на затылке. Буду носить кожаный фартук и подтяжки, стоять за барной стойкой, жарить лангеты и разносить пиво. А к стойке будут подсаживаться посетители и вести неспешные беседы. Про жизнь советы спрашивать. И девки будут приходить, садиться передо мной на барные табуретки, закидывать ногу на ногу в черных колготках…
Томаш не понял, что произошло. Лобовое стекло взорвалось ослепительной вспышкой, а следом взвыла аварийка разгерметизации, потянуло резким холодом и кабину заволокло туманом, как всегда бывает, когда снаружи просачивается холодный аргон. Вездеход резко дернулся, и двигатель смолк. Остро закружилась голова, Томаш бросился на пол кабины, сжимая зубами мундштук кислородника.
— Руки за голову! — надрывался над ухом незнакомый голос, а в шею тыкался раскаленный раструб. — За голову, сказал, убью, сука! Бластер отцепить! Медленно!
Томаш медленно завел руки за голову и отцепил браслет. Бластер тут же вырвали из его рук и отбросили — Томаш слышал, как он упал на песок шагах в десяти от вездехода.
— Коробка связи где? — надрывался голос в самое ухо. — Отвечай, убью!
— Слева… В кармане… — прохрипел Томаш. — Не убивайте…
Жесткая перчатка ощупала комбинезон и выдрала связную коробку вместе с карманом. Она упала на песок, а следом раздался залп лазерника. Со связью было покончено.
— Встать! — скомандовал голос. — Медленно! Не оборачиваться!
Томаш медленно поднялся, приходя в себя. На полу кабины виднелась лужа крови, саднила прокушенная губа, и кислородный мундштук казался на вкус соленым — видно, он слишком сильно сжал его зубами. Но откуда столько крови? Не снимая рук с затылка, Томаш поднялся на колени, а затем медленно встал.
Кабина оказалась залита кровью и засыпана осколками. В кресле водителя сидел Дайбо. Руки его сжимали руль, но голова была неестественно откинута, и он смотрел вперед широко открытыми глазами. В могучей груди Дайбо чернела оплавленная дыра с засохшей коркой крови.
— Не оборачиваться! — повторил голос. — По моей команде выйти наружу из вездехода, сесть на песок!
За спиной послышался лязг, заскрипел песок под подошвами — незнакомец первым вылезал из кабины. Томаш решил пока не спорить. Он медленно выполз и сел, прислонившись спиной к теплому траку. Лицо и легкие жег холодный аргон атмосферы. Томаш судорожно сжал кислородный мундштук и затянулся поглубже. И только когда головокружение улеглось, поднял взгляд. В десяти шагах перед ним стоял незнакомый чернявый парень в оранжевом камуфляже. Без шапки на таком холоде — значит, шлюпку оставил недалеко. Лицо его было скрыто кислородной маской, а в руке он сжимал “Вакс” — тот самый, которым имперцы вооружали своих десантников и диверсантов. Если Томаш правильно помнил занятия в корпусе, бластер этот был короткофокусный, шестизарядный, а мощностью чуть ли не восемнадцать амстрель. У нас таких не делали. А это значит, шансов никаких.
— Имя? — требовательно спросил чернявый.
— Томаш.
— Полное имя?
— Томаш Мирослав Тереза Новак.
— Повстанцы, сепаратисты… — Чернявый презрительно сплюнул в оранжевый песок. — Что за имя для бойца — Тереза?
— Дурак ты, — спокойно объяснил Томаш. — Полное имя гражданина свободной галактики, кроме имени и фамилии, включает имя отца и имя матери. Это вы, имперцы, как безродные собаки с кличками!
Томаш пригнулся, и вовремя — чернявый вскинул бластер и дал залп высоко над кабиной. Сверху полыхнуло огнем.
— Еще раз скажешь такое — убью, — объяснил чернявый. — Отвечай быстро: численность гарнизона?
— Тысяча человек! — бойко ответил Томаш. — Непробиваемый подземный бункер, двенадцать катодных зениток и два крейсера на орбите!
— У вас пустая орбита, — снова плюнул чернявый и поднял раструб. — Еще раз соврешь — я тебя убью.
— А если скажу правду, не убьешь? — усмехнулся Томаш.
Чернявый смутился.
— Не убью, — пообещал он, подумав. — Свяжу и брошу в овраг без одежды.