— Это место занято, приятель…
— Что? Доблестная морская пехота…
— Место занято, — рывком Генри подымает солдата. — Ясно?..
Генри садится, загородив собой девушку. Она благодарно смотрит на неожиданного спасителя.
Большое спасибо…
— Ерунда, я просто привык к этому креслу.
Укладывая в чемодан бритвенный прибор, Генри задевает лежащую на ручке кресла книгу — ее читала соседка. Он подымает книгу, заглядывает в раскрытую страницу.
— «Презумпция невиновности». — Морщит лоб, вспоминая, — «…подразумевает, что суд исходит из принципа презумпции невиновности… Эго означает… это означает…» Черт возьми, забыл, что это означает!..
— Вы юрист?
— Бакалавр права… Так что же все-таки означает этот принцип?
— Что обвиняемый не обязан доказывать суду свою невиновность.
— Хм… Оказывается, от долгого бездействия даже знания ржавеют… Итак, вы мой коллега?
Девушка улыбается.
— Будущий… Я еду поступать в университет.
— О! Куда же? В Эдинбург или в Сорбонну?
— Нет. В МГУ.
— М-Г-У?
— Да. В Москву.
— В Москву?! — Генри с изумлением глядит на соседку. — И вы не боитесь? Или, может быть, вы сами коммунистка?!
Лицо девушки становится отрешенно строгим.
— Нет… Но моего отца сжег напалм… Летчик, сбросивший бомбу, быть может, окончил Сорбонну…
Она отворачивается к окну.
Генри, скрывая замешательство, резко нажимает кнопку звонка, ведущего к стюардессе.
Во втором салоне по-прежнему тишина. Пожилая американка дремлет. Ее муж украдкой перелистывает журнал с обнаженной красоткой на обложке. Впрочем, как только супруга открывает глаза, он тут же снова берется за молитвенник.
А впереди — два человека, чье молчание каждую секунду может лопнуть, как перетянутая струна. Агент не выдерживает первым.
— Простите, — говорит он. — Если не ошибаюсь, доктор Гюнтер?
Седой пассажир медленно поворачивает голову.
— Вы ошиблись! Меня зовут Дюбуа… — И как бы желая утвердиться в этом, повторяет: — Филипп Дюбуа…
Но агент не склонен отступать.
— Удивительное сходство! Могу побиться об заклад, что лечился в вашей клинике в Гайтбурге!
Пассажир вынимает сигареты. Взгляд агента падает на его левую руку. Она в перчатке.
— И проиграете… — спокойно говорит седой пассажир, поправляя перчатку. Не торопясь закуривает. — Я не врач… И никогда не был в Гайтбурге…
ПЕРВЫЙ САЛОН
Иржи опускает камеру.
— Вот и все! Кажется, мы с тобой сняли неплохой план.
— Он попадет в фильм? — спрашивает мальчик.
— Весьма возможно…
— А какие вы снимаете фильмы?
— Разные…
— А полнометражные, художественные — тоже?
Осведомленность мальчика для Иржи неожиданна.
— М-м… Как тебе сказать… — Иржи покосился на равнодушную соседку. — В общем приходится…
В глазах Кристин, кажется, впервые промелькнул интерес.
Впереди широкая спина бывшего диктатора. Выпрямившись в кресле, он диктует секретарю:
— «Во имя свободы и человеколюбия я обращаюсь ко всему цивилизованному миру с призывом поднять голос протеста против кучки бунтовщиков, узурпировавших власть в моей стране, восстановить попранную справедливость и вернуть былое величие…»
Но, по-видимому, даже спутники экс-диктатора не верят в возможность возвращения былого. Во всяком случае, его яркая подруга гораздо больше заинтересована сейчас представителем фирмы «Грехэм, Грехэм и Дриблинг».
Раскрыв чемоданчик, комми демонстрирует ей образцы товаров.
— Какой изящный флакон! Что это?
— «Эликсир молодости». Секрет, сообщенный перед смертью Евой Браун. От трех до семнадцати капель на ночь — и через месяц даже ваша бабушка… — Комми, наклонившись к уху дамы, заканчивает фразу.
Подруга диктатора, отталкивая комми, смеется.
— Возьмите на память. Лет через пятьдесят попробуйте, синьора… синьора…
— Можете звать меня просто Тереза…
Диктатор закончил.
— Как подписать, ваше превосходительство? — спрашивает секретарь.
— Подпиши просто: Рамон Хуан Альварес Мария Бальтазар Лопес — президент.
— Вот! — комми торжественно вынимает из чемодана маленький пакетик. — Лучшее произведение нашей фирмы. Один порошок — и вот результат: этот не верящий в медицину господин проспит до самой посадки!
Комми толкает в бок соседа. Тот только всхрапывает во сне.
— Возьмите, когда-нибудь пригодится…