— Эти подойдут?
Вася Савченко, наблюдая, как переодевается Роберт, смеется:
— Тросточку — и хоть в Берлин.
Вася тоже нарядился, но попроще. Куртка, галифе полувоенного покроя, сапоги — зажиточный крестьянин, заехавший в город навестить родственников. Вася должен неотступно следовать за Сосновским. «Подстраховка» — простейший тактический маневр. Так идут альпинисты в гору, связавшись одной веревкой, так — ведомый за ведущим — летят в небе ястребки.
Хозяйственный Савченко положил в карманы галифе две гранаты. В ответ на замечание Сосновского, что не нужен лишний груз, Вася, почесав затылок, меланхолично ответил:
— Да я все-таки захвачу. Разве ж она помешает, граната?
— Запасливый ты хохол, — рассмеялся Сосновский. — Кончится война, завхозом возьму.
В старинном костеле сумрачно и холодно. Тусклый, призрачный свет, пробиваясь сквозь цветные витражи, освещает преклоненные, сгорбленные фигуры. Белым пятном выделяется рыхлое лицо ксендза. Прямо перед ксендзом — комендант полиции Брутт. Он неспешно перебирает четки, шевелит губами, вознося господу молитвы. Роберт сжимает теплую рукоятку пистолета. Скорее бы этот лицемер, убийца вышел отсюда на свет, на ступеньки!
Служба окончена. В двух шагах позади Брутта идет к выходу Роберт. Савченко держится в стороне. Он следит за каждым, кто может кинуться на помощь коменданту.
Яркий свет осеннего солнца. Улица заполнена народом, растекающимся по тротуарам и мостовой. Кургузый, коротконогий Брутт неловко спускается со ступенек. Его широкая спина, плотно обтянутая мундиром, теперь как раз перед Сосновским.
Роберт стреляет из кармана плаща, в упор. Два раза резко и сухо лает автоматический «вальтер». И тут — неожиданность. Люди не разбегаются в панике. Они стоят вокруг упавшего Брутта, молча разглядывая ненавистного полицая. Роберт и Савченко проходят сквозь толпу. Живой коридор тотчас смыкается за ними. Их выпускают из круга, их прячут от полицейских. Патруль, бросившийся на выстрелы, рвется сквозь сомкнутые ряды, но шуцманов задерживает сопротивление толпы. В несколько минут площадь и улицы облетела весть: «Брутта убили!» Город приходит в движение. Все бегут к костелу, чтобы увидеть картину справедливого возмездия. Люди, не снимая шапок, смотрят на тело предателя. Голоса:
— Собаке и смерть собачья.
— Дождался кары, иуда!
Полицейские хватают всех, кто попадает под руку. Тут же допрашивают. Но, оказывается, никто не видел стрелявших. «Было слышно, пан полицейский, два раза стрельнули, а кто стрельнул, разве ж я видел?»
Из дневника Роберта. «Моя вторая зима в Лиде… Она начинается несчастливо. Жуков сообщил о смерти Радецкого. Жизнь комиссара оборвала случайная пуля. Это тяжелая потеря. Временами я получал от Радецкого короткие, ободряющие записочки с советами. Спокойнее жилось, когда рядом был опытный старший друг, настоящий коммунист. И вот Радецкого не стало.
Беда не ходит в одиночку. Вслед за известием о смерти Радецкого — новая страшная новость. Погиб Толя Черноскутов. Ночью он пробирался к станции, и на болоте, у самой железной дороги, его заметил патруль. Полицаи крикнули. Толя побежал по болоту к станции. Полицаи начали стрелять в темноту. Утром Толю нашли на болоте рабочие. Хоронило Черноскутова все депо. Вместе с нами шли Буба и Петер. У могилы начальник угольного склада сказал, что Чер1Носкутов был аккуратным и толковым рабочим и очень печально, что он погиб по неосторожности. Я тоже сказал несколько слов. Жаль, что я не мог рассказать, как Черноскутов расправился с Вальтером, Сулимой и бургомистром города Пинкевичем.
…Этой зимой партизанское командование дает нам новое важное задание. Мы начинаем переправлять в леса горожан и военнопленных. Домик Климко превращается в пересыльный пункт. К Шурику мы посылаем проверенных людей, тех, кто твердо решил идти в партизаны. Из дома Климко лежит прямая дорога в лес. Ночами Шурик отводит группы добровольцев в деревни Горны, Скамин Бор, Яманты и на Липечанскую пущу. Там подпольщика ждут партизаны. Первая группа добровольцев состоит из пленных, работавших на железной дороге. В лес уходят Вася Трифонов, тот самый, которого за шепелявость прозвали «Шемь-ошемь», уходят «три Николая» — Вдовиченко, Тимошенко и Полторак.
Восемьдесят человек переправляет Шурик к партизанам.
В феврале немцы объявляют траур. Их разгром на Волге — для нас величайший праздник. Мы по-своему откликаемся на событие. Шурка вместе с Ленькой Холевинским пробираются на бензосклад и цепляют к бакам магнитные мины. Так мы устраиваем праздничную иллюминацию в честь исторической битвы на Волге.