— Дурак! — разозлилась Лиза. — Что ты мне сделаешь?
— Не знаю— ПустиОна кинулась к сундучку, и тут он стал меркнуть. Она запустила руки в стену, она пыталась ухватиться за крышку — но крышка захлопнулась.
— Он там, я же знаю, он там! — кричала Лиза, шаря наугад в стене. Я схватил ее за плечо и отбросил.
— Не тронь, не твое— Сволочь— Чмо болотное! — сказал мне Бурый. — Ща я тут разберусь…
Желание во внетелесном мире часто обретает плоть — вот у меня в руке и появилась тяжелая булава, утыканная шипами. Я замахнулся, он отскочил. Лиза, которую я невольно отпустил, опять кинулась к гаснущему сундучку. Я ударил булавой сперва Лизу, потом Бурого, оба упали. Но я не первый день пребывал во внетелесном облике.
И потому знал — несколько минут спустя оба поднимутся и полезут к моему сундучку, как ни в чем не бывало.
Ад, ад… а я-то радовался, что избежал ада…
Тишина, воцарившаяся в подвале, была пронизана тонким звоном.
Лиза опомнилась первой и, приподнявшись на локте, уставилась на дверь.
— Сашка… — прошептала она.
На пороге появился крупный молодой мужчина с черным кейсом, бледный и сосредоточенный. Не обращая на нас внимания, он двинулся прямиком к моей дуре, которая все это время сидела возле трупа Бурого, глядя ему в лицо и плохо понимая, что вокруг нее творится.
— Вызывали? — спросил мужчина громко, но отрешенно, как полагается покойнику.
Дура моя повернулась на голос и молча помотала головой. Она даже не поняла, что прибыл долгожданный выходец с того света.
— Тут, в кейсе, семьсот тысяч, — сказал мужчина. — Пока не избавлюсь — не успокоюсь. Я над своей могилой являлся, только туда никто не ходит, бесполезно. Кейс в финской бане спрятан, у Петровича…
— Сашка, Сашенька… — позвала Лиза. — Ты мне отдай, мне…
Я вздохнул. Мы можем отдавать деньги и сокровища только живым. Таков закон. Она его еще не знала, а Саша уже знал. Поэтому он даже не взглянул на Лизу. Увы — во внетелесном состоянии мы знаем о ближних слишком много…
— Там за шкафом щель есть, только снизу доставать нужно, сбоку не получится, сбоку даже не видно, — объяснил он. — Поезжай, скажи — от Сашки Слона, он пустит.
Дура моя отмахнулась от него и опять уставилась в мертвое лицо любовника.
— Тебе что, деньги не нужны? — спросил несколько удивленный Саша. — Семьсот тысяч. Хоть ты возьми.
— Уйди, сгинь, ничего больше не хочу— Ну и дура…
— Пускай дура. Не хочу — и все тутЯ вздохнул. Мне хотелось, чтобы она взяла этот кейс оттуда, где его спрятали, и попыталась жить по-человечески, а не валяла дурака, перерядившись в госпожу Николь. Деньги идут к деньгам — она могла пустить их в оборот, умножить, возвести в квадрат и куб! То, что она дура, не помеха — деньги сами прекрасно умеют размножаться, если ты им доверишься… Я доверился — и у меня теперь есть мой сундучок, он мой навеки, я сумею его защитить! Это будет ад, но ничего, я привыкну…
— А чего хочешь? — разумно спросил мужчина.
— Ну, не знаю… Чтобы все по-хорошему… Чтобы работа, как у людей, чтобы Анька моя школу окончила, чтобы замуж вышла… и я тоже… Чтобы без долгов жить… Чтобы все по-человечески!..
Некоторое время оба молчали.
— Сделай милость, освободи меня… Не могу больше… Избавь меня от этих денег…
— Нет, нет, нет…
Она заткнула уши.
— Ты думаешь, деньги что-то значат при жизни? — спросил он. —
Потом они значат гораздо больше. Этот кейс при жизни весил где-то три кило. Сейчас он весит три тонны. Я не хочу сторожить его. Я хочу от него избавиться. Он тянет меня вниз. Освободи меня, слышишь?
О Господи, подумал я, нашел из-за чего мучаться! Вниз его тянетА чем плохо внизу, если рядом твои денежки? Буду просто лежать, обхватив сундучок…
— Нет, нет, нет… — твердила моя дура. — При чем тут я? Сгинь, рассыпься— Сгинуть-то нетрудно. Я не хотел денег. Я хотел, чтобы у меня все было. А получилось, что у меня только эти деньги. И ничего больше. Освободи меня…
Но она ничего не ответила. Она молча смотрела на покойника, уверенная, что, будь он жив, все бы прекрасно сложилось и без денег.
Дура, чего с нее взять…
И тут появился дед. Все это время он стоял в углу и молчал. Но вот решил, что пора бы и заговорить.
— Ступай, откуда пришел, — приказал он Саше. — Тут тебе не быть…
Это опасные слова. Ими изгоняют сущности. Знал дед или не знал продолжение заклятия, я не понял. Но он протянул руку — и Саша отступил.