Страна Аэрофлот
Ольга Брейнингер. В Советском Союзе не было аддерола. М. АСТ, 2017
…Автора следующего романа называют надеждой русской литературы. Надежда, если коротко, в том, что юное поколение писателей ещё помнит Советский Союз и может о нем рассказать. Неужели только в этом, спросите? Наверное, не только. Просто так бы хотелось тому, кто называет и надеется, то есть живёт прошлым и знать не желает будущего. А вдруг, спросите, там тоже он? То есть она – надежда и традиция? В принципе роман Ольги Брейнингер уже названием первой части может вселить сомнение насчёт целей его создания – помнить или верить? «Советский Союз, которого уже никогда не будет, и городá, о которых все забыли» – это уже заявка, согласитесь. Но не более, поскольку чаемой традиции социалистического, скажем, реализма, и даже стилизации под Распутина–Белова–Дудинцева и даже Маканина мы, конечно, не увидим. Это вам не Америка, где всё есть, кроме лаптей из анекдота о конкурсе на поиск отсутствующих товаров в супермаркете, в котором выиграли советские туристы. Во-первых, странно было бы увидеть эту самую русскую традицию у этнической немки родом из Казахстана, окончившей Литературный институт в Москве, живущей в Бостоне и преподающей в Гарварде. Во-вторых, это ведь и хорошо, поскольку если уж и захватила автор одной половинкой судьбы полную, мягко говоря, прострацию советского мрака, то её желание оттуда вырваться и порождает всяческие надежды. Например, стиль. О нём также в первых же строках этого зарубежного письма. «Первую главу «Гламорамы» Эллиса никому не повторить», – сообщает героиня, и значит, стоит стремиться. Действительно, роман – всё сплошь стремление описать «совковую» жизнь в «иностранных» категориях, и даже сюжет – молодая женщина, приехав в Гарвард (а откуда же ещё черпать впечатления), становится жертвой «эксперимента века» по программированию личности. О самом эксперименте рассказано вскользь, по большому сюжетному счёту он и не важен, а вот юность в Казахстане, свадьба в Чечне, жизнь в Германии и Америке – это, согласитесь, интересно, это движение. Вот только сюжета ли, не лошадки по кругу? А ещё, говорят, это роман поколения. В любом поколении, сказал бы в рифму Шкловский, а Слуцкий бы подхватил – есть момент околения. То есть штампы, мемы и прочий эрзац стиля. «– Меня никто не любит, – говорят в одном таком комиксе. – Я тебя люблю, – возражают в ответ. – Плевать я на тебя хотела», – закрывают тему в финале. Ну, или повеселее, если хотите о девочке-глупышке: «– Давай встречаться? – говорят ей. – Давай, а с кем?» – соглашается она.
Вперёд, назад, обратно
Ольга Бешлей. Мой дикий ухажёр из ФСБ и другие истории. М.: Эксмо, 2017
Автора этой книги называют в предисловии «чутким проводником в сегодняшний мир, где «никто не знает, как писать, никто не знает, что делать», искренне полагая её книгу не коллекцией баек, а романом воспитания. Стоит отметить, что со времён шоковой терапии, которую практиковала в своих текстах её предшественница Анна Козлова, многое изменилось, а жанровая высота по-прежнему манит молодых и неопытных. Так, например, пресловутые арабы из творческого наследия Козловой у Бешлей заменены на жителя Мальты из первого рассказа сборника, а весёлые оргии заменяют разговоры о парне, оставшемся в Москве. Что же мешает молодой журналистке из автобиографической книжки быть лучше, интереснее, быстрее? Деньги, которые предлагает криминальный ухажёр? «Вот и брат говорит, что в деньгах», – удивлялся герой культового фильма «народному» представлению о силе. Родители героини – туда же, к истокам сермяжной традиции. «Ваше поколение может жить легко», – кричит ей мать, на пару с отцом бросившая ради бизнеса институт. И всё же не получается, и даже мантра критика в предисловии о том, что в романе Бешлей «можно расти в обе стороны: вперёд – обживать взрослость или назад – разблокировать молодость» – не помогает. Понятно, что проза молодых во многом экспериментальна, и в будущем такой Тянитолкай будет выглядеть милым анахронизмом, но проживать жизнь в литературе ещё не означает лаборатории жанра. То есть можно забавно рассказывать о различных житейских ситуациях, имитируя движение сюжета, но если эти ситуации разняться лишь местом действия, а не психологизмом, развитием образа или хотя бы внутренней организацией текста, то и роман с жизнью не сложится. С литературой – обязательно, поскольку любой опыт летит в писательский котёл, а его в жизни героини хватает. В основном это, конечно, шишки, которые стала набивать дочь упомянутых бизнес-родителей, которые бросили её в омут жизни, то есть в общежитие, где она ни убираться, ни готовить не умела. Зато разговоры о политике разговаривать – вполне. «– Я очень уважаю президента страны, которой стольким обязана, – спокойно ответила Латышка. – Я умею быть благодарной», – сообщают нам в этой самой студенческой общаге, и говорить в общем-то не о чём.» – Все аргументы, услышанные мной на родительской кухне, как будто вдребезги разлетались о непоколебимую уверенность в Латышкином голосе. Я вдруг пожалела, что из кармана пальто нельзя как-нибудь достать моего папу».