Началось археологическое священнодействие, которым руководил профессор. Заплыв на каждой четверти метра прощупывали. Заступами не столько копали, сколько состругивали землю. Постепенно очистилась передняя камера. Она была выложена плитками из отличного зернистого серого камня. Начали очищать и самый склеп. Уже много было вынесено земли, как вдруг щупы уперлись во что-то твердое. Постепенно откопали каменную плиту с надписью. Профессор тут же прочел имена: «Еврисивий и Арета». По надписи, а также по другим признакам он отнес склеп ко II–III веку нашей эры. Лукин торжествовал: покойники по крайней мере не утащили своих имен.
Склеп был почти весь очищен — оставался у одной стены слой земли не более четверти метра толщиной. Начали осторожно стачивать этот остаток. И каково же было общее удивление, когда у стены, прямо на каменном полу постепенно обнаружился скелет человека. По археологической привычке, огребая землю, старались не нарушить положения костей. Но вот луч одного из фонариков скользнул по руке скелета, золотой блеск привлек общее внимание. Когда очистили место, то оказалось, что скелет накрепко зажал в костлявой руке золотую цепь, а рядом валялись два кольца и браслет.
Профессор приступил к тщательному осмотру скелета. Не прошло и пяти минут, как на черепе был обнаружен пролом кости: человек умер насильственной смертью.
— Вот это да-а! — протянул вполголоса Лукин.
Под мрачными сводами склепа, на четырехметровой глубине под землей разыгралась какая-то драма. И люди, столпившиеся вокруг находки, молча вопрошали того, кто не мог уже им ничего рассказать.
IV. Подземные корсары
Бартоломео сидел на камне, положив подбородок на рукоятку меча. Его лицо, сплющенное с боков, имело собачье выражение, особенно когда атаман улыбался и скалил из-под черных усов белые зубы. Перед ним яркой копной трепетало пламя, отчего под сводом! пещеры суетливее бегали тени. Около костра был раскинут дорогой ковер. На нем группа корсаров кидала кости. Еще один, прислонившись к стене, храпел. Тут же стояли кувшины и кружки. По ковру валялись об’едки, и было разлито вино. В глубине пещеры у стены стояли алебарды и какие-то ларцы.
Бартоломео не обращал внимания на споривших игроков. У него не выходила из головы сегодняшняя ночная сцена и случайно подслушанный разговор.
Ночью ему не спалось. Желая освежиться, он вышел из пещеры и спустился к морю. Не доходя несколько десятков шагов до галеры, он услышал сдержанные, но страстные голоса и осторожное позвякивание цепей, которыми рабы были прикованы к бортам. Это его удивило. Обычно сторожевой корсар принуждал рабов ко сну, чтобы они были работоспособнее днем.
На страже был Лоренцо — рыжий генуэзец, сбежавший недавно из колониальной крепости. Бартоломео принял его в сообщество за силу и военные знания. Лоренцо, повидимому, оправдал его доверие. И вдруг теперь…
Атаман замедлил шаги. Море затаенно шуршало береговой галькой. Ни на берегу, ни на помосте галеры не видно было силуэта сторожевого. Бартоломео проник к камню шагах в десяти от берега.
— Он зверь, а не человек! У меня железный обруч сточил мясо и висит на кости, — говорил один.
— А помнишь, в бурю он сбросил четверых в море, чтобы облегчить галеру? — спрашивал другой.
— Спаси нас, добрый рыцарь! — стонал третий.
— Да, он жаден на золото — вероятно, и в груди у него вместо сердца кусок золота…
Что это? Голос Лоренцо? Бартоломео вскипел. Он готов был сейчас же броситься на изменника и только нечеловеческим усилием сдержал себя от преждевременной расправы. А Лоренцо продолжал:
— Слушайте, горемыки! Он высматривает теперь торговые корабли. После поживы они устроят пир и перепьются. В ту же ночь я принесу вам пилы и алебарды…
Восторженный шопот рабов заглушил дальнейшие слова. Бартоломео скрипнул зубами и, крадучись, отступил. В пещере он растолкал очередного часового и лег. Атаман ничем не выдал себя…
И вот теперь у костра он раздумывал над заговором. Конечно, он мог бы, не откладывая, убить Лоренцо, но что-то подзадоривало его испытать судьбу, а кроме того он ждал более подходящего случая для расправы.
Внезапно в устье пещеры появился Лоренцо, а сзади него как тень чернела какая-то фигура. Бартоломео невольно, откинулся. Но Лоренцо самым безобидным голосом говорил, повернувшись вполоборота: