Я молча кивнула.
Неизвестным автором анонимных любовных писем, чье имя пытался угадать весь наш класс, была сама Аннализа. У меня зачесалась голова. Я вернула машинку и конверты на место, покосилась на камеру в руках Энцо и твердо сказала:
— Я убью тебя собственными руками, если проболтаешься!
Энцо поднял руку:
— Клянусь: ни звука!
Если вы думаете, что после всего этого уже ничего не могло быть хуже, то сильно ошибаетесь. После десерта начались крупные неприятности.
Аннализа подала ванильное мороженое с теплым ягодным соусом.
— Просто, но вкусно, — милостиво похвалила Далила, и Аннализа впервые за весь вечер улыбнулась с облегчением.
— Можно мне добавки? — попросил Марсель.
Аннализа кивнула и направилась через всю белую гостиную к белой кухонной двери. И тут я заметила сзади на ее платье пятно. Большое, мокрое и ярко-красное.
— Хм! Аннализа! — откашлялся Марсель. — У тебя… это… ягодный соус сзади на платье.
Аннализа резко обернулась. Впереди тоже было пятно. И никакой это не ягодный соус — цвет был совсем не тот. Аннализа посмотрела на себя, открыла рот, но не издала ни звука. Далила фыркнула, а меня словно окатило жаром.
— О боже! — Мелисса выключила камеру.
Аннализа побледнела и покачнулась.
Грасиэлла тут же шагнула к ней и обняла за плечи.
— Пойдем, дорогая, — тихонько сказала она. — Ничего страшного не случилось. Я провожу тебя в ванную.
В прихожей Аннализа разрыдалась. Потом послышался торопливый стук каблуков ее мамы.
— Бедняжка! — сказала Далила, у которой в руках снова был дурацкий айфон. Она глубоко вздохнула, словно хотела продемонстрировать всем, до чего ей жаль подругу.
Марсель озадаченно повертел головой:
— Аннализа поранилась?
— Нет. — Энцо ткнул его в бок. — Закрой варежку и не задавай тупых вопросов.
— Почему это тупой вопрос? — Марсель посмотрел на стул, где сидела Аннализа. На нем тоже виднелось красное пятно. — Я не понимаю…
— Аннализа девочка, — сообщила Далила. — А у каждой девочки рано или поздно начинаются…
— Заткнись! — перебила я ее.
Но было поздно. Теперь и Марсель сообразил, что означало пятно на платье Аннализы.
Я уже думала о том, что рано или поздно у меня начнутся месячные. Правда, мне казалось, что это случится не раньше, чем в седьмом классе. Но то, что это может произойти именно так, я не могла даже представить.
— Думаю, пора заканчивать ужин, — сказала Мелисса, снова включая камеру. — И убедительно прошу вас — никому ни слова о том, что случилось.
Мы чувствовали себя подавленными, и пока шли через длинную белую прихожую, слышали за одной из дверей плач Аннализы. Вечером, когда я уже была в постели, мне стало ее невыносимо жалко.
И мама у Аннализы еще хуже, чем у Далилы. Неудивительно, что она все время выглядела перепуганной — ведь ей все время приходилось выслушивать несправедливые упреки. А от одной мысли, что она чувствует себя такой одинокой, что сама себе пишет любовные письма, у меня на глаза навернулись слезы.
24. Раскрытый секрет и ужасная скорость
Помните, в начале этой истории я упомянула еще один кризис? Теперь он так близко, что мы вот-вот уткнемся в него носом.
После ужина у Аннализы столько всякого случилось, что я даже не знаю, с чего начать. Мы даже не решились выставить баллы, а в понедельник место Аннализы в классе пустовало. На перемене я заметила, что ученики из других классов задерживаются перед нашей классной комнатой. Они перешептывались, хихикали и заглядывали внутрь, будто кого-то искали. Почему? Я не знала. Перешептывались и хихикали даже в классе. Прежде всего — Луна, Асра и Дебора. До меня донеслись слова «отвратительно» и «стыдно до ужаса», а Саюри спросила у меня, что все это значит. Мне не хотелось признавать, что это, скорее всего, имеет отношение к Аннализе.
Во вторник она пришла в школу. На ней были черные вельветовые брюки и серая толстовка, а лицо казалось желто-серым, как у человека, который перенес тяжелую болезнь.
Я несколько раз ей звонила, но Аннализа не подходила к телефону. И когда она вошла в класс, я улыбнулась ей самой солнечной из своих улыбок. Мне хотелось поддержать ее и показать, что у нее нет никаких причин стыдиться. Но она сидела, опустив голову, и не разговаривала даже со своей обожаемой Далилой.
— Оставь меня в покое, — пробормотала она, когда я подошла к ней после урока.
На перемене Аннализа села на самую дальнюю скамейку в школьном дворе и застыла, уставившись в землю. Наверно, поэтому она и не замечала, что поблизости кружат ученики из других классов. Я увидела, как одна девочка показала на брюки Аннализы, и мне стало понятно, что обманывать себя больше нельзя. Кто-то из нашей группы проболтался.