— Хорошо, — кивнул адвокат, — как скажете. Я лишь хотел сказать, что вы не предоставили ни одного прямого доказательства того, что мой подзащитный был причастен хоть к одному преступлению. Вот и все.
— И показания свидетелей тоже для вас неубедительны? А еще фото и видео? Нет? Странно… Во всех цивилизованных судах это является прямым доказательством вины.
— Да что вы говорите, — адвокат артистично развел руками и прикрыл глаза, — а я ж не знал! А я-то думал, это все шуточки ваши! Какие, к чертям, показания? Хоть один из ваших свидетелей узнал обвиняемого? Нет! Хоть на одном из ваших фото присутствует мой подзащитный? Нет! На видео? Тоже нет! О чем вы говорите тогда?
— Возможно, но я и не обвиняю его в предумышленных убийствах. Я обвиняю его в другом. Во всех этих случаях налицо — оставление в опасности, халатность. Вы и это будете отрицать?
— Конечно, буду, — фыркнул адвокат, — и попробуйте со мной поспорить! Где написано, что мой подзащитный обязан был оказывать какую-либо помощь пострадавшим? Покажите мне, где?
— Да это недопустимо просто даже с моральной точки зрения! При чем тут — где написано? Может, и нигде, но это не отменяет факт бесчеловечного отношения к пострадавшим, что, соответственно, говорит о вине подсудимого.
— А не кажется ли вам, что вы перегибаете? — адвокат оперся на стол двумя руками и привстал со стула. — Не кажется ли вам, что мой подзащитный имел полное моральное право вообще не заботиться о судьбах этих самых пострадавших? Хочу вам напомнить, что именно он создал эту организацию, в которой они работали. А в уставе этой самой организации нет ни слова о том, что руководитель несет какую-либо ответственность за действия своих подчиненных.
— И что? Любой устав до тех пор является правомерным, пока его положения не противоречат основным законам.
— То есть, вы хотите сказать, что если руководитель занят своими делами, а в это время его подчиненные перестреляли друг друга только потому, что им так захотелось… Это значит, что он несет ответственность за их действия?
— Абсолютно верно, — спокойно кивнул прокурор и скрестил руки на груди.
— Ну, знаете ли… — адвокат в отчаянии взмахнул руками, — в общем, ваша честь, я настаиваю на невиновности моего подзащитного. На мой взгляд, он не должен нести ответственность за идиотизм других людей. Это вообще ни в какие ворота не лезет…
— Я попрошу вас выражаться яснее, — судья еще раз постучал по деревяшке.
— Куда уж яснее! Что непонятного-то? — адвокат развел руки в стороны, взывая к справедливости, но увидев равнодушные взгляды сидящих в зале людей, продолжил: — В общем, я хочу сказать, что мой подзащитный невиновен. А если вы посчитаете все же, что это не так, то у него есть смягчающее обстоятельство. Он сам пришел с повинной и настаивал на суде. Вот такие дела. У меня все.
Защитник сел на стул и, подперев рукой голову, уставился на прокурора.
— Ваша честь, уважаемые участники процесса, принимая во внимание тяжесть совершенных обвиняемым преступлений, я настаиваю на высшей мере наказания. У меня тоже все, — прокурор закончил свою непродолжительную речь и сел на краешек стула.
— Подсудимый, вам предоставляется последнее слово, — обратился судья к обвиняемому.
— Мне нечего сказать, — тихо ответил он и прикрыл лицо руками.
— Да скажи им! — выкрикнул адвокат. — Как это нечего?! Скажи, как есть! Что ты, как не знаю кто?
Подсудимый лишь молча покачал головой.
— Объявляется приговор! — судья поправил очки и открыл папку, — в ходе судебного разбирательства было установлено, что подсудимый действительно является причастным к совершенным преступлениям. Поэтому признается виновным по статьям: преступная халатность и оставление в опасности. Учитывая то, что его бездействие привело к огромному количеству жертв, он приговаривается к высшей мере наказания, а именно — к отстранению от занимаемой должности с лишением всех прав и привилегий. Суд принял во внимание то, что подсудимый сам явился с повинной, учел все заслуги на его месте работы и положительные характеристики коллег и постановил заменить высшую меру наказания на более мягкую. Итак, осужденный приговаривается к исправительным работам на том же месте работы пожизненно, с испытательным сроком в вечность, — судья захлопнул папку, — заседание объявляется законченным.
— Ты знаешь, я себе судный день как-то по другому представлял, — Дьявол открыл клетку и, зайдя внутрь, присел рядом с Богом на скамейку. В пустом зале его слова разнеслись гулким эхом.