Первая тарелка супа – собаке...
И тут я почувствовала, что в голове помутилось. Даже когда передо мной уже стояла долгожданная тарелка с супом, я не сумела взять себя в руки: показалось, что и на эту тарелку падает тень собаки. Горький ком застрял в горле. Молча встав и заметно пошатываясь, я пошла к выходу.
– Ба, куда же ты, Зайнап?
– Пойду-ка домой. Засиделась я тут. Сын, наверное, из школы пришёл...
– Разве можно так из-за стола, даже не поевши? Как же это? – всполошилась Разина.
– Спасибо. Я сыта...
– Ну тогда погоди, хоть что-нибудь заверну !
– Спасибо, не хочу. Вон лучше своему Чарли отдайте!
Уже спускаясь с крыльца, я услышала, как вослед мне Разина зло бросила: «Гордячка нищая!»
...Не хотелось, конечно, показывать свои слёзы матери и сыну, которые уже собрались пить чай. Перед каждым из них лежало по две печёные картофелины. Мать лишь взглянула на моё лицо и ни о чём не стала расспрашивать, а только слегка подвинула ко мне одну свою картофелину. Я не решилась прикоснуться к ней и только сказала:
– Спасибо, мама, я у Разины хорошо поела.
Взяла вёдра и пошла к роднику.
Перевод Мансура Сафина
Чужестранец
Чужестранец
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Татарстана
Адель Хаиров
Родился в Казани в 1963 году. Окончил филфак КГУ. Работал в казанских газетах и журналах. Печатался в журналах «Казань», «День и Ночь», «Дружба народов», «Новая Юность», «Октябрь». Лауреат премии «Русский Гулливер-2015».
В салон красной маршрутки протиснулся полноватый мужчина. Студентки, повиснув на поручнях, изогнулись буквой «С». Даже со спины было видно, что он нездешний. Затылок и левая рука, которой он ухватился за поручень, были золотисто-шоколадного цвета. На нём приятно пахла и поскрипывала новенькая кожаная куртка, на плече висел портфель из замши. Я сразу догадался, что он – алжирец. До этого мне приходилось с ними иметь дело, и я запомнил, насколько все они одинаковы своей коренастой и склонной к полноте фигурой, одутловатым лицом с большими заплаканными женственными глазами и вялотекущей мыслью в них. Алжирца пихали и заталкивали в угол, где кемарили мужики, а женщины с пакетами готовы были усесться им на колени.
С первых дней пребывания в Казани он мало находил здесь Востока. Иногда на улице попадались плоские девушки, покрытые платками. Опущенные глаза, обескровленные лица. Их, как мёртвых бабочек, несла позёмка на призыв муэдзина. Алжирец тоже пошёл на эти заунывные звуки, чтобы выйти к мечети, но отстал, заблудился и упёрся в тупик: гаражи, остовы машин, растущие на ветвях стаканы, жёлтые исписанные сугробы…
Автобус вынырнул из снегопада. На «Карла Маркса» в салоне стало чуть просторнее, но ненадолго. Уже лезли, подпинывая друг друга, тётки с рынка, увешанные сумками. И тут, отряхивая снег с сапожек, вбежала крашеная Джульетта в возрасте Дездемоны или чуть постарше. Короткая юбка из двенадцати лепестков кожаного мака разбудила мужчин. Мокрое пятно от снега, повыше колена, показалось загадочным. Она держала в руке пакет с апельсинами. Старушки задвинули девушку к алжирцу. Её ноги, в поисках опоры, тыкались слепыми коленками ему в мягкие ляжки. Несколько раз таджик давил на тормоза и тогда Джульетта, ойкая, хваталась за локоть алжирца. Он взмок. Ему казалось, что они стоят голые: чувствовал каждую её косточку. Портфель соскользнул с плеча и распластался у сапожек Джульетты. Потянувшись за ним, алжирец близко-близко увидел небольшой синяк под капроном, как след от смоковницы. Он машинально сунул руку в карман и стал перебирать финики чёток.
– Фу, чёрт! – встрепенулась девушка, наблюдая, как один за другим покидают порванный пакет большие апельсины. Переминающийся народ тут же принялся давить эти оранжевые шары. Салон заблагоухал ароматом алжирских садов. На первом сиденье даже перестали ругаться две стервозные тётки.
Когда Джульетта начала протискиваться из толпы, как из тесно завешенного гардероба, то алжирец, не понимая зачем, поплыл вслед за ней. Гармошка дверей сложилась, и они выскочили. Пока она оттирала о сугроб красный сапожок, он робко протянул ей обронённый апельсин…
Алжирец покорно плёлся рядом. У подземного перехода девушка остановилась и принялась чистить апельсин. Чуть не сломала перламутровый ноготь. Брызнул нетерпеливый сок. Корки бросала тут же под ноги. Хлопья облепляли алжирца. Джульетта протянула ему одну дольку.