— А я его знаю, — сообщила шепотом своим подглядывающим подругам Ника, — Рудольф Генрихович немного «того», но очень талантливый дядька. Знакомая модель мне рассказывала: замучает всех, пока проведет фотосессию — зато снимки с руками потом оторвут…
Откуда-то неожиданно, когда про нее совершенно забывали, словно постоянно напоминая о своем существовании, появилась Вера. Она вяло поинтересовалась о том, как прошел обед, и предложила воспользоваться присутствием фотографа — сделать памятный снимок.
— Представляю, какой у меня на фотографии будет замученный вид, — вздохнула Маша: — Я столько дел дома в неделю не переделывала.
Вера дала своим подопечным время отдохнуть и привести себя в порядок, пока дотошный Рудольфович «истязал» придирками золушек.
Карина Собак, после полуторачасовой фотосессии золушек, увела тех в зеркальный зал для знакомства с тренером по фитнесу, а потом долго занимала зевающих слушательниц разговорами и планами на неделю. За это время фотограф, словно поставив себе цель замучить всех особей женского пола в Доме, развернул бурную деятельность, хотя об этом никто из дирекции не настаивал. Когда пришла Вера с помощницами, фотограф так воодушевился симпатичными подручными менеджера проекта, что по просьбе Веры сделав пару стандартных групповых снимков, стал требовать индивидуальных кадров. Вера махнула рукой на чудаковатого фотографа и ушла, привычно в этот день прикрывая ладонью щеку, однако строго наказала слушаться Генриховича «от и до», на всякий случай.
И фотограф носился, как голодная пчела по полю, полному только что распустившихся цветов, выдвигая все новые требования касательно прически, макияжа, одежды. Надо было отдать должное его ассистентам-стилистам: те беспрекословно исполняли любой каприз «маэстро», прося простых смертных, оказавшихся на пути у Мастера, набраться терпения. Так Рудольф Генрихович заставлял Ольгу и ее смешливых сотоварок беспрестанно переодевать привезенные в коробках платья, иногда собственноручно стирал с лиц один make-up, рисовал пальцем в воздухе линии, объясняя своим неразговорчивым и послушным помощницам другой.
— Хорошо, что наших дорогуш Собак увела, — первой опомнилась Лера-Велерия, получившая свою порцию позитива от неугомонного фотографа и теперь наблюдавшая за чужими пытками.
И действительно, те, кто успел подсмотреть фотосессию золушек, пришел к выводу, что Генрихович не разбирал, кто перед ним — будущая перспективная невеста или ее помощница, трущая полы. Он задумчиво схватился за свою козлиную бородку, увидев Ольгины косички, потом, извиняясь, крутил их так и эдак, пока в итоге не сделал два хвоста, повторив прическу, с которой девушка была на танцевальном кастинге. Оставшись довольным результатом, вдобавок приказал Ольге надеть совсем короткое сочно-бардовое платье — и воплотил в жизнь наивный и сексапильный образ японской мультяшной принцессы-феи, идола современных маленьких девочек.
— Ноги криво поставь… Вы ей звездочки пририсуйте и крылья за спиной, как у стрекозы… — хохотали некоторые с подачи Леры, наблюдавшие за перевоплощением, и Рудольф Генрихович выгнал их, не потерпев комментариев в адрес своего художественного видения.
17
Если бы не ты,
О боль, я не узнал бы
Запаха костров.
У Веры заболел зуб. Это было весьма некстати в самый первый день проекта, в день, когда должно было случиться по плану несколько важных событий. Днем, пока главному менеджеру приходилось управлять всеобщим хаосом уборки и принимать гостей, мозг заглушал пульсирующую боль, было легче. Теперь же, ночью, тишина уснувшего Дома убивала Веру. Имея индивидуальную непереносимость некоторых лекарств, Вера мучилась от очередного зубного «выстрела», вскакивая с кровати к аптечке — и возвращалась назад, едва не плача: страх перед последствиями аллергии был сильнее зубной боли. Измученная бессонницей Вера запоздало вспомнила о народном средстве, спустилась в столовую, сделала себе теплый содовый раствор и только тогда почувствовала облегчение, а возможно, просто свое взяла усталость. Боясь сглазить болевое затишье, Вера выключила свет и теперь дремала за столом, положив голову на сложенные руки, почти уснув, но всё же приподнимая голову при каждом пригрезившемся шорохе.