Земля Франца Иосифа — будущая база трансарктических сообщений: путь через нее кратчайший из Европы в Азию и Америку.
…Через два дня после постройки дома «Седов» оставил зимовщиков. 19 октября в последний раз зашло солнце с тем, чтобы появиться вновь через 126 дней. Впереди треть года ночью в абсолютной темноте или при лунном сияньи (если безоблачное небо).
Муров — механик экспедиции — впоследствии расказывал о первых днях в архипелаге.
— Наше пребывание «на краю земли» ни в коей мере не было похоже на авантюрный роман или приключенческий фильм. Совсем не так. Наша жизнь и работа были полны внутреннего напряжения и в то же время бедны внешними событиями. В первый момент, еще на ледоколе, мы рвались на берег. Высадились в бухте «Тихой»: как раз в этом месте в 1912 году зимовал лейтенант Седов. Именно отсюда он на собаках отправился к Северному полюсу.
Уныло выглядели наши будущие владения. Только груды камней, базальта, украшенного мхами и лишайниками, да кое-где пробивался вот этот маленький цветок — вся флора Земли Франца Иосифа.
Муров вынул из книги засушенный цветок желтого лютика.
В полярных широтах приходится жить по определенным правилам. И в бухте Тихой был установлен строгий режим. Ежедневно — двухчасовая работа на открытом воздухе, в любую погоду. В темноте ночи с фонарями уходили в лыжные прогулки, на охоту к ближайшим островам.
Штормы в архипелаге необычайны: с метелями, с ветрами, несущими горы снега. Налетает ураган, за окнами вой, на море свист, грохот льда, вьюшки с визгом вырываются с мест, дом содрогается и кажется, что он сейчас рухнет.
— Я вышел в коридор, открыл дверь. Впереди что-то холодное, мягкое… Мелькнула мысль: медведь!? Но тихо, только ветер свистит. Это — дверь занесена снегом. У второй двери — такая же картина. С невероятными усилиями откапываемся, создаем проход через огромные снежные сугробы. Двинулись при помощи выброшенной веревки, за нее держались, чтобы не заблудиться.
Обратный путь был ужасен; снег таял на лице, но вода мгновенно замерзала и лицо покрывалось льдом. Мы провалились по шею в снег. Шли несколько метров хороших полчаса… пока добрались до зимовья…
И так работали всю долгую четырехмесячную полярную ночь. А однажды днем радист Френкель бросил карандаш, сорвал наушники и рявкнул.
— Из Ленинграда… родные… будут говорить…
Впервые в истории полярного севера Ленинград говорил непосредственно с Землей Франца Иосифа. Ленинградский радио-центр дал возможность зимовщикам слушать родных через широковещательную станцию. Заброшенные чуть ли не у полюса люди отчетливо слышали родные голоса.
Время от времени их по радио приветствовали научные организации Ленинграда, заводы и фабрики, театры Ленинграда и Москвы.
— 24 февраля появилось солнце, и мы получили возможность подвести итоги. Вид наш был ужасен, мы не узнавали друг друга. Обросшие бородами, с землистой кожей лица, мы почти все страдали тяжелой одышкой, слабостью. Болели ноги, поясница, кружилась голова.
Ранним утром 22 июля густой бас «Седова» известил семь полярных смельчаков о приближении новой смены.
Бразды правления на острове взял в свои руки вновь прибывший комсомолец Иванов, аспирант Всесоюзной Академии наук.
Открытие островов С. С. Каменева
«Седов» доставил в Архангельск зимовщиков с Земли Франца Иосифа в первых числах августа. Недолго пришлось героям-ледокольщикам прогуливаться по узкой полосе земли на берегу Северной Двины, которая занята городом Архангельском.
Быстро была закончена погрузка, в каютах разместились ленинградские и московские «полярники» — Шмидт, Визе, Самойлович, молодые научные работники.
Подавая протяжный гудок, ледокол опять взял курс на север, к неизвестным берегам…