Тотальная исламизация стран Западной Европы, которую нам следует ожидать уже через поколение, т.е. через каких-то 20 лет, если она произойдет по «боснийскому сценарию», т.е. в радикальной форме, что еще в 1918 г. Освальд Шпенглер вполне провидчески называл «Закатом Европы», приведет к неизбежному и относительно скорому выдавливанию с континента представителей двух традиционно враждебных мусульманам этнических и религиозных меньшинств – армян и евреев. Подобная участь может коснуться и европейских христиан, но им будет открыт путь исхода в Россию (возможно, при условии их субъективной публичной декларации приверженности традиционным христианским ценностям). Евреев всегда примут Израиль или США. Что же касается европейских армян, то местом их исхода могут стать опять же США и Россия, а вместе с ней и Украина, в которых сильно влияние армянской диаспоры, или «второй Ноев ковчег» Нагорный Карабах или Арцах. Подобное видение проблемы в целом объясняет и стратегическое по своему характеру финансирование армянской диаспорой через Республику Армения присутствия армян в Карабахе, и строительство в Ханкеди международного аэропорта, способного принимать авиалайнеры большой пассажировместимости, и неуступчивость официального Еревана на переговорах по нагорно-карабахскому урегулировании любого уровня, и появление разного рода информационных провокаций, так или иначе связанных с темой Нагорного Карабаха и армянского присутствия там. Начавшееся переселение армян из Сирии, на которых уже сегодня апробируются и отрабатываются механизмы организации массового исхода, – наглядное тому подтверждение.
Самюэл Филлипс Хантингтон писал о том, что «войны по линиям разломов проходят через этапы усиления, всплеска, сдерживания, временного прекращения и – изредка – разрешения. Эти процессы обычно последовательны, но часто они накладываются один на другой и могут повторяться. Единожды начавшись, войны по линиям разломов, подобно другим межобщинным конфликтам, имеют тенденцию жить собственной жизнью и развиваться по образцу “действие – отклик”. Идентичности, которые прежде были множественными и случайными, фокусируются и укореняются; общинные конфликты соответствующим образом получают название “войн идентичностей”»[84]. По сути, он намекал на то, что «войны по линиям разломов», а нагорно-карабахский конфликт относится именно к их категории, самопроизвольно никогда не прекращаются, поскольку в поддержании если не самой войны, то хотя бы духа или ощущения войны каждая сторона (или одна из сторон) видит выражение своей национальной идентичности. Наиболее открыто и импульсивно процесс демонстрации своей национальной идентичности в контексте нагорно-карабахского конфликта происходит у армян: ни один армянин мира не будет признаваться своими соплеменниками армянином, если не будет говорить, что Нагорный Карабах – Арцах или второй Ноев ковчег армянства – является законной азербайджанской, а не исконной армянской территорией. И это объяснимо: в геополитических реалиях сегодняшнего дня: армянам в среднесрочной перспективе ничего другого не остается делать, как верить в Арцах как в Землю Обетованную.
В свою очередь это вызывает необходимость осмыслить аспект психологического отношения армянского этноса к проблеме нагорно-карабахского конфликта. Иными словами, рассмотреть его с точки зрения этнопсихологии.
Многие российские этнографы и мемуаристы, писавшие о Кавказе, в числе первоочередных имманентных черт этнопсихологии закавказских армян указывали их почти что патологическую жажду материального обогащения, которая у них, правда, никогда не входила в конфликт с канонами религиозной этики, скупость до скаредности, готовность совершать любые не сопряженные с этнорелигиозным бесчестием действия, если они сулят получение любой, даже самой малой выгоды[85]. Если говорить академическим стилем, то армяне всегда и везде ставили и ставят во главу угла свой частный или своекорыстный интерес – как в отношении людей, так и в отношении окружающего их социума, но только до той поры, пока речь не заходит о совершении действий или поступков, табуированных для них традиционалистскими нормами религиозной этики.
Как мы уже говорили выше, на протяжении столетий эсхатологической идеей, веками объединявшей армянский этнос, была мечта об обретении собственной национальной государственности (не важно, в форме ли возрождения теократического Древнеармянского царства либо через создание буржуазно-республиканской «Великой Армении»). Распад Советского Союза, результатом чего стало образование, в том числе, и независимой Республики Армения, по сути, лишил армян мира этого иррационального смысла их коллективного национально-религиозного бытия. Да простят меня азербайджанские читатели, но в конце 1980-х гг. армянские боевики из стран Ближнего Востока, Европы и США, пользуясь сумятицей перестроечной поры, массово приезжали в Армению, чтобы воевать за национальную идею все-таки против советских войск, а когда те в Закавказье перестали существовать, то превратились в ударную силу армянских сепаратистов Нагорного Карабаха. Вместе с тем я отнюдь не хочу утверждать, что армяно-азербайджанский вооруженный конфликт в Нагорном Карабахе оказался «случайной» войной. Карабахская война 1991-1994 гг. стала закономерным следствием естественного умирания этнорелигиозной эсхатологической идеологической доминанты об обретении вновь «Великой Армении» вследствие ее практической реализации, если хотите – продуктом коллективной рефлексии армян на это.
Парадоксально, но факт: обретя национальную государственность, армяне, и особенно – их мыслящая часть, националистически настроенная интеллигенция, практически одномоментно лишилась смысла социального бытия. Ей оказалось не о чем мечтать и не для чего жить. Красноречивым примером тому может служить судьба Паруйра Айрикяна, который в 1970-х гг. считался чуть ли ни № 1 в армянском националистическом диссидентстве, но с уходом с исторической сцены Союза ССР, против которого он так истово и искренне боролся, превратившегося для большинства своих соотечественников в политического маргинала, кем он, собственно, и был в советское время. Трагедия этого человека как раз заключается в том, что он, будучи вдохновленным идеей, в реальной жизни был совсем не тем, кем представлялся себе сам, а когда все выяснилось, не смог принять этого. Республика Армения, в одночасье превратившаяся из прекрасной мечты в суровую реальность, породила в умах тех, кто долгие годы жил этой мечтой, интеллектуальный и эмоциональный вакуум. Утрата, говоря языком психологической науки, доминирующей констелляции или побудительного мотива к деятельности, породила фрустрацию, избавить от которой могло лишь появление принципиально новой эсхатологической идеи. Ей-то как раз и стала для армян война за Нагорный Карабах, которая предвкушалась ими как триумф после триумфа.