— Интересно, что все твои отношения постоянно завязываются в треугольник, — однажды сказал он.
— С чего это все? — недовольно сказал Майкл.
Уизли не обратил на его слова никакого внимания.
— Я думаю, все началось с детства, — менторским тоном начал он, пристроив руки на подлокотники и сцепив на животе пальцы. Майкл весело фыркнул.
— Хотел бы я посмотреть на человека, у которого «все» началось в какое-нибудь другое время.
— Ты совершенно не виноват в том, что все твои отношения рано или поздно разваливались — или что им что-то препятствовало, — продолжал ехидничать Уизли. — Вот, например, твой друг Эван, которого отняла музыка.
— Ничего она у меня не отнимала, — горячо возразил Майкл. — Я сам отправил его учиться — и ничуть не жалею!
— Это ты сейчас не жалеешь, — сказал Уизли, для пущей важности прижимая подбородок к шее. — А в детстве ты без него скучал. Но винить тебе было некого, ведь нельзя же винить человека, который пошел за своей мечтой?
— Конечно, нельзя! — подтвердил Майкл.
— И нельзя винить музыку, потому что она эфемерна, ее нельзя ударить или затоптать ногами. И невозможно винить себя, потому что ты ведь точно ни в чем не виноват.
— Так и есть, — сказал Майкл, весело улыбаясь.
— Но если все отношения кончаются, кто-то же должен быть в этом виноват? — спросил Уизли. — Значит, нужно, чтобы всегда был кто-то третий, на которого можно свалить всю вину. Вот так и получается, что в твои отношения постоянно вмешивается какой-нибудь негодяй и разлучает тебя с твоими возлюбленными.
— Ты бредишь, — жизнерадостно сказал Майкл.
— А ты отрицаешь очевидное.
— Я отрицаю бред!
— Ну и ладно, — сдался тот, не собираясь спорить. — Я в бассейн, ты со мной?
Майкл угукнул, выкидывая дурашливый разговор из головы, но тот не выкидывался. Уизли был подозрительно близок к правде. Всегда что-то вмешивалось, что-то — или, чаще всего — кто-то. Он никогда не строил отношения с одним человеком, всегда где-то рядом маячил неизменный «+1». Например, Бран, которому Майкл с легкостью передавал из рук в руки недолгих подруг. Сара, от которой он свинтил к Джеймсу. Джеймс, который нашел себе Винсента. У Фабьен был Гийом, у Виктории был Ларри. Этот сценарий повторялся столько раз, что Майкл привык к нему, начал принимать, как должное. Может, настолько привык, что только таких и искал себе?
Это было странное чувство и странное осознание. Он ведь всегда знал, что все отношения — конечны. Он жил с этой уверенностью до тех пор, пока не столкнулся с Джеймсом, и только с ним, впервые, поверил, что все может быть не так. Ничего не кончается, даже если между вами время и расстояния. Отношения просто встают на паузу, а при случае продолжаются, будто не было никакой разлуки. Но как-то так выходило, что у всех, кого он любил, и правда был другой спасательный круг рядом. Будто Майкл внутри себя продолжал верить: все кончается, а раз это так — ничего не бывает всерьез.
Почему он так и не решился позвать Джеймса к себе? Тянул больше года. Привык к роли любовника. Боялся, что ничего не выйдет? Или — что выйдет?.. Боялся, что все получится, все станет — всерьез? И что тогда? Если б позвал. Если бы нашел вариант, если бы, как советовал Бран, спустился. Что тогда? Чего бы больше боялся — снова остаться без Джеймса — или по-настоящему остаться с ним? Жить. Делить дом. Почему-то тогда, в двадцать, совместная жизнь влекла и манила, касалось — будет круто, все получится, любые проблемы можно решить. А теперь? Понял, что не любые?
Чего боялся-то? Кости на гонках ломать — не боялся. Встал, отряхнулся, дальше пошел. А тут — не кости. Тут что-то другое. Всегда был победителем. Не научился быть проигравшим. Вот и избегал любых проигрышей, как мог.
Потому и фильмы боялся смотреть. Боялся увидеть, что налажал, и это запечатлела пленка. Это останется навсегда, это увидят другие.