Зак, конечно, не дал ему «просто исчезнуть», и будоражил публику таинственными обстоятельствами, которые вынудили Майкла пропасть с радаров. Словно доктор Франкенштейн, он дергал рубильник, и светские сплетники вздрагивали, как лягушка от электрического разряда: это новый проект? Сердечная драма? Разрыв помолвки с Викторией?
Но все это проносилось над его головой, шумело где-то там, далеко. Майкл в сотый раз перелистывал свой блокнот и думал: эту историю нельзя так оставить, он должен ее воплотить, и неважно, поможет Зак ему в этом или нет.
Майкл погладил блокнот по обложке, будто тот была расстроен из-за слов Зака, и вбил в Гугл запрос: «как написать сценарий». Перед ним развернулись сотни ссылок: курсы, мастер-классы, книги, пособия, видео-уроки и памятки с Пинтереста. Пролистав пару страниц выдачи, он выбрал себе книгу попроще, типа «Сценарного мастерства для чайников», и решил, что этого ему для начала хватит.
И начал писать наброски. Получалось туго. У его героя не было даже имени — Майкл пытался придумать, перебрал несколько десятков, не остановился ни на одном — и так и оставил его Парнем. И это была меньшая из проблем. Внутренним взором Майкл видел кино, которое брало его за душу, но стоило ему пристроить ноутбук на колени и открыть новый документ, как мысли полностью исчезали, оставляя его наедине с белизной листа. Спустя полчаса гипнотизирования монитора, нервного хождения вокруг ноута и трех сигарет Майкл садился и писал:
«Однажды Парень сидел дома и работал в интернете. Вдруг он услышал в голове длинный звук. Звук не был похож ни на что, что он слышал раньше. Этот звук гудел как будто через толщу воды и был незнакомым. Парень оторвался от своего занятия и склонил голову на плечо, будто прислушивался к этому звуку. В нем слышалось что-то среднее между Уууууууу и Аааааааа, только было не похоже на человеческий голос».
В целом, это передавало общую картину происходящего, но Майкл смутно чувствовал, что что-то не так. Чего-то здесь не хватало, какой-то живости, образности. Он не мог сказать, что у него выходило совсем дерьмово — по правде говоря, ему удавалось довольно точно облечь в слова образы из головы — но он трезво осознавал, что тут требовалась пара советов от профессионала.
Жаль, Джеймса не было под рукой.
Потом Майкл заметил, что когда он, готовясь к новому этапу борьбы с белым электронным листом, делает заметки вручную — у него получается как-то ловчее. Ручкой по бумаге, слово за словом, строка за строкой. Это даже было увлекательно — только рука с непривычки болела, а на пальце натерлась мозоль, пришлось заклеить ее пластырем.
Чтобы было легче, он говорил себе, что просто готовится к роли. Если бы ему предложили сыграть сценариста — он бы смог? Конечно. И он играл.
За час он уставал от письма так, как не уставал за полный съемочный день. Но он не сдавался. Писал каждый день. Большую часть времени, конечно, он сидел с ручкой в зубах и с отсутствующим видом пялился в стену — чтобы потом встрепенуться и записать одно предложение, — и еще одно через час, — и еще несколько. Иногда у него получалась подряд половина страницы, и он безмерно гордился своим прилежанием, перечитывая, что получалось.
«Парень купил в магазине бутылку воды, заплатил на нее и пошел домой. Дома он открыл почту и посмотрел, что ему написали. Оказалось, ему написал другой парень, который увидел его ролик. «Привет! Я видел в интернете твой ролик, что ты слышишь кита и хочешь с ним встретиться. Мне понравилась твоя история, и я хочу, чтобы ты исполнил свою мечту!» Парня очень тронули слова поддержки, и в эту ночь, ложась спать, он улыбался во сне».
Иногда в творчестве возникал затык. Майкл крутил и вертел слова, составляя их то так, то эдак, но они не слушались, за весь день у него могла выйти всего одна строчка. Майкл утешал себя тем, что это просто оттого, что он не настоящий писатель. Был бы он настоящим, как Джеймс — он бы записал эту историю в один присест. А так ему приходилось ползти от одной фразы к другой, потея и изводясь от собственной немоты. Но даже если день выдавался не плодотворный, Майкл продолжал обдумывать, переписывать, перечеркивать и снова писать.
Иногда у него в глазах прояснялось. Он смотрел на свой текст и понимал, что это куда хуже, чем бред. Это словесный мусор — хромой, отвратительный, безобразный. Он перечитывал те места, которые еще вчера казались ему особенно удачными — и понимал, что это просто нельзя показывать людям, это можно только порвать и выкинуть. Тогда он брал черную ручку и с огромным удовольствием вымарывал все слова, которые ему не нравились. Иногда даже абзацы. Он чирикал по ним до такого состояния, что они превращались в лохматый черный прямоугольник.