Когда Винсент утром добрался до кухни, вид у него был больной и помятый.
— Мой тебе совет, — дружелюбно сказал Майкл, глянув на него, и подцепил лопаточкой на сковородке румяный бекон, чтобы перевернуть, — хочешь надраться — бери что-нибудь покрепче. Водку, ром, виски — никогда не бери вино, похмелюга страшная.
Винсент стоял, держась за косяк, с усилием фокусируя взгляд на Майкле.
— Думаю, мне нужен кофе, — хриплым голосом сказал он и откашлялся сухим горлом. — Ты не мог бы сделать?..
— Тебе нужно поесть, — уверенно сказал Майкл. — Потом можно кофе.
— От слова «еда» меня начинает мутить.
Винсент сел за кухонный стол, обхватил себя руками и поежился. Майкл поставил перед ним банку маринованных огурцов, скрутил крышку:
— Пей.
Винсент в замешательстве поднял на него глаза:
— Что пить?.. Огурцы?..
— Маринад, — подсказал Майкл. — Отличное средство, прекрасно прочищает мозг. Поверь профессионалу.
Винсент недоверчиво принюхался к открытой банке.
— Никогда не слышал о таком средстве, — признался он.
— Никогда не зависал в клубе полночи, чтобы потом ехать на двенадцатичасовую съемку? Многое пропустил, — уверенно сказал Майкл.
Винсент поднес банку к губам, пригубил маринад, поморщился:
— Господи, это же гадость!..
— Лучше любого антипохмельного средства, поверь мне, — тоном знатока сказал Майкл. — Потом поешь, потом пойдешь двигаться.
Винсент поднес кулак ко рту, явно борясь с тошнотой.
— Пей! — скомандовал Майкл. — Пей и отпустит.
— Если меня стошнит при тебе — сам будешь виноват, я предупреждал, — пробормотал Винсент.
Он пил медленно, осторожными глотками, часто останавливался, чтобы отдышаться.
— Ужасная гадость, — сказал он наконец. — Но, кажется, ты прав. Становится легче.
Он отставил почти пустую банку, осторожно покрутил головой, разминая шею. Майкл поставил перед ни тарелку с жареным беконом и яйцами:
— Теперь ешь.
Винсент опять побледнел, поднес руку к носу.
— Ты шутишь, я не могу на это даже смотреть, — страдальчески сказал он, глядя в кухонное окно.
— Закрой глаза и ешь, тебе нужно жирное.
— Боже…
Винсент взял полоску бекона двумя пальцами, словно она была ядовитой. Откусил одними зубами. Шумно вдохнул через нос, пережевывая так аккуратно, словно у него болела вся челюсть сразу. К его явному удивлению, ему становилось лучше.
— Сигарету? — спросил Майкл, когда Винсент с благодарностью отодвинул от себя тарелку, на которой лежал остаток бекона. — Мятную. Я сбегал с утра, купил набор первой помощи. Получил новый опыт — на меня давно не смотрели, как на говно, только потому, что я говорю по-английски.
— Я не курю сигареты, — вздохнул Винсент, ладонями зачесывая волосы назад и открывая высокий лоб. — Вообще-то я курю трубку. Время от времени.
— Романтично, — коротко оценил Майкл. Винсент поднял на него глаза и криво усмехнулся. — Бери ее с собой, кофе ждет внизу.
— Нет, Майкл, я думаю, я подожду выходить на улицу, меня мутит.
— Не заставляй меня заставлять тебя, — со значением сказал Майкл. — Давай, сам подумай: свежий ветер, набережная Сены, кофе в стаканчике… И тебе надо на почту, помнишь?..
— Звучит заманчиво, — согласился Винсент. — Наверное, прогулку я осилю.
Вдоль набережной дул теплый ветер, парижане выгуливали мелких собачонок на поводках. Майкл держал картонный стаканчик через два картонных ободка, ждал, пока остынет.
— Мы часто ходили в театр, — сказал Винсет, глядя на другой берег реки. — Постоянно куда-то ходили. В цирк Дю Солей, на все новые шоу.
— Ему нравился цирк?.. — спросил Майкл.
— Нет. Мне, — признался Винсент. — Джеймс всегда интересовался тем, что мне нравилось. Иногда приходил с билетами, говорил — через неделю мы идем на выставку, на гастрольный спектакль, в варьете…
— Да, это он умеет, — сказал Майкл, улыбнувшись. — Мы так в Бирмингем съездили.
— Он рассказывал. У него есть эта черта. Неравнодушие. Он любил делать подарки, — сказал Винсент. — Отыскивал где-то раритетные книги. Пластинки. Столько всего от него осталось…
Майкл принюхался к горячему пару, сморщил нос. Он завидовал Винсенту, но уже как-то грустно, не зло. Они шли вдоль Сены от моста к мосту, смотрели на чаек.
— Знаешь, наш разговор помог мне понять кое-что, — сказал Винсент после длинной паузы. — Я сам никогда не смог бы уйти. Я бы думал, что снова оставил того, кто во мне нуждается. Я рад, что он нашел в себе силы отпустить меня.