Когда он вернулся, Виктория бросила на него завистливый взгляд: ей предстоял долгий процесс превращения в девушку с обложки. Она сидела на высоком барном стуле, освещённая двумя лампами с обеих сторон.
— Ненавижу тебя, — протянула она, подставляя лицо под руки Хлои, которая что-то там втирала ей в лоб и крылья носа.
Майкл не стал отвечать — он устроился на диване с мобильником, положил ноги на столик. Пролистал новости. Не зная, чем себя занять, заглянул в Фейсбук, не нашёл там ничего интересного. Встал, взял из мини-бара баночку холодного тоника. Отошёл к панорамному окну, глянул с высоты на декабрьский Нью-Йорк, зажёг ещё одну сигарету. Скользнул взглядом по своему отражению. Оно стояло, слегка расставив длинные ноги, с художественно разлохмаченной стрижкой.
Старое воспоминание накрыло его вдруг, без предупреждения.
Сквозь тонированное стекло с высоты он однажды видел похожий город. Цепочки огней, растекающиеся по улицам, как золотистый спрут. Красные огоньки машин — длинные штрихи в два ряда. Стеклянную громаду выставочного центра, схваченную прожекторами.
Бирмингем.
Он попытался отбросить от себя воспоминания, картинками возникающие перед внутренним взором, вспыхивающие в голове звуками, образами, чувствами. Запах — цветочный, химический, ароматизатор для чистки ковровых покрытий, этот запах потом он вдохнёт, лёжа навзничь, царапая жёсткий ворс ногтями, пока Джеймс, голова Джеймса поднимается и опускается над его пахом. Запах — латекс и силиконовая смазка. Белые крылья распахнутой рубашки, гипнотический шёпот, звяканье пряжки ремня, холодок на затылке от новой стрижки. Шелест прохладного постельного белья. Тяжёлое одеяло. Хлопок шампанского, шипение пузырьков в бокале, холод на пальцах.
Майкл глянул на банку ледяного тоника, невольно удивился, осознав, что в руке нет бокала. Что он не «там», а «здесь». Будто время стремительно закрутилось в спираль, как водоворот, затянуло его в круговерть лет, пронеслось перед глазами мутными пятнами лиц — и вышвырнуло на берег. Ему только что было двадцать — и вот ему уже тридцать, и он звезда, и город другой, и он сам другой, и за спиной — не Джеймс, а Виктория, девушка с обложки, девушка-мечта.
Кто же знал, что в итоге Джеймс окажется таким мудаком?
Майкл поболтал тоник в банке, глотнул, морщась от пузырьков.
Срок, назначенный отцом Джеймса, истёк пять лет назад. Когда на внутренних часах стрелки остановились, отсчитав тысячу восемьсот дней, Майкл превратился в слух. Он ждал чего угодно. Оклика. Звонка. Письма. Смс. Сейчас, завтра, через неделю. Не сегодня? Наверное, завтра. Завтра, точно. В ближайшее время. За пять лет Джеймс должен был закончить свою Сорбонну и не зависеть от содержания отца. Да плевать на отца, в конце концов, пять лет назад Майкл подписал свой первый контракт с шестизначным гонораром. Джеймсу уже был не нужен отец. У Майкла хватило бы на двоих: хочешь — работай, хочешь — катайся со мной по миру.
Он ждал. Вздрагивал от телефонных звонков, подрывался на чириканье в мессенджере. Разыскал бы сам, написал бы сам, если б мог — но не мог. У старшего Сазерленда было условие: Джеймс сам должен выйти на связь. И Майкл ждал, не теряя надежды.
У него было много надежды. Пять лет он жил надеждой, что Джеймс придёт к нему. Пять лет он готовил свою жизнь к его приходу. Хватался за любые роли, что предлагали, строил карьеру, карабкался вверх, зарабатывал себе имя, чтобы потом, когда Джеймс вернётся, дать ему настоящую жизнь, красивую жизнь. Дать ему всё, к чему Джеймс привык.
Путь наверх Майкл пробивал лбом. Терпением и упрямством. Он брал роли в рекламе, в музыкальных клипах, в низкобюджетных экспериментах молодых режиссёров, играл в сериалах «вон того парня» с ролью из трёх строк. Но всё, что он делал, он делал идеально. Если режиссёр капризничал и пятьдесят раз переснимал дубль, Майкл пятьдесят раз говорил свою реплику и не ныл.
Его наняли раз, другой. Дали роль побольше. Дали слова интереснее. Потом предложили контракт. Роль второго плана — полчаса экранного времени! Шесть страниц диалогов! И понеслось. Заметили. Оценили. Награды на фестивалях, вторые роли, слова всё интереснее, экранного времени всё больше, первая главная роль, вторая… Он забрался так высоко, что его пригласила одна из независимых Голливудских студий, и цифра в контракте перевалила за пятьсот тысяч.
Он перебрался в Лос-Анджелес, снял дом, потом купил дом. Всё думал — вот скоро, скоро… А Джеймс так и не позвонил.