– А я плохо вижу. Я даже не вижу, где вы. Подайте сигнал, доктор, а то я как во тьме…
– А у меня сердце слабое, и, когда громко командуют или орут, я пугаюсь и писаюсь…
И так далее.
Доктор, как истинный военнослужащий с доступом к медицинскому спирту, чуть-чуть улыбается и крякает. Всех слушает с немного стеклянными глазами, полными понимания и сочувствия. Даже взгляд свой на показанные больные места устремляет. Цокает языком. Мотает головой. И записи какие-то в своем блокнотике делает. А потом ставит в медицинской книжке печать «ЗДОРОВ» и начинает слушать внимательно следующего. Так, наконец, наступает и моя очередь.
– На что жалуетесь?
И тут во мне просыпается дар красноречия, временами приступами захватывающий мое тело для неконтролируемой ахинеи и глупости.
– Хочу служить! Служить где-нибудь на Северном полюсе, в отдаленном гарнизоне с высоким, не совмещенным с жизнью, уровнем радиации! Чтобы, превозмогая холодный порывистый ветер, погибнуть, отвоевывая непригодные для жилья камни и утесы! Или стрелять по вражеским бутылкам с гордыми названиями «Хайнекен» и «Туборг»! Или на бегу надругаться над белым медведем! Или копать отсюда и до обеда! Хочу быть универсальным солдатом в руках моей страны!!!
Я кончил. Доктор, по-моему, тоже. Его глаза выкатились из орбит, и он просто пялился на меня, как на психа с вилкой в глазу, утверждающего, что это подзорная труба и нужно просто навести резкость. Надо было сглаживать ситуацию, и я улыбнулся. Доктор тоже. Тогда я коротко хихикнул, вот так:
– Хи-хи!
– Ха-ха! – отозвался доктор.
Я склонил голову влево. Врач в зеркальном отражении повторил и это.
– Ладно, я просто хочу служить на Северном флоте, – сказал, наконец, я с серьезным лицом.
– Это не лечится! Тогда прописываю вам год колониальных работ в стиле милитари! – торжественно объявил врач.
– Год и два месяца, – уточнил я, зная точно остаток своего срока службы.
– Как скажете, сударь!
– Хи! – снова хихикнул я.
– Ха! – поставил печать «ЗДОРОВ» Айболит. – Спасибо тебе, повеселил, а то все только жалуются…
– …Вы – бывшие курсанты!!! А сейчас вы – настоящие уроды!!! Хоть это, на первый взгляд, не связано между собой, но на второй вы поймете, что связано!!! Если понадобится, то я буду окунать вас в дерьмо весь день, чтобы вы поняли свое место!!! Сгною всех на хрен!!!
Ненадолго прерву нового командира нашей новой распределительной воинской части, чтобы сообщить тебе, читатель, что, наконец, доехал до следующего места своего маршрута, города Североморска, родины СААВЬА. Пока ничего смешного не наблюдается. Конец связи. ТЧК.
– С теми, кто устроил пьяный дебош в поезде, я разберусь отдельно!!! С теми, кто не слушал приказы своего начальника-лейтенанта, тоже. Я вас всех на Новую Землю отправлю!!! Там и людей-то почти нет!!! Там в фосфорном свечении ядерной свалки через месяц будете сами, как лампочки сиять!!! А через год станете лысыми импотентами!!! Кто-нибудь мечтает посетить этот ядерный полигон и место захоронения неизвестного количества таких же отходов?!! А?!!
– Я!!! – крикнул я и вышел из строя.
– ЧО?! ЧО – придурок?!! Да я!!! Я!!! Я!!! Я тебя в Гремиху отправлю!!! В город летающих собак!!!
– Разрешите меня именно туда отправить! Горю желанием оказаться подальше от людских масс!
– Назовитесь, товарищ идиот! – насупил капитан второго ранга с лицом Че Гевары и рязанским носом-картошкой.
– Старшина второй статьи Попов, товарищ капитан второго ранга! – четко и громко прокричал я.
– Так! Ты, по-моему, ненормальный! Поэтому сейчас же пойдешь убирать ротный гальюн! Старшина роты проконтролирует это. Понял!
– Так точно!!!
– Пиздуй уже!!!
– Есть!
– На жопе шерсть!!! Бего-о-о-ом, марш!!!
И я побежал…
Спустя несколько часов все дети «капразов» были разобраны папочками к себе под крылышки. Должность «писарь» еще не перевелась в наших вооруженных силах. Естественно, никого они с собой не взяли. Все те, кто лизал им задницы, изображая настоящих друзей, были молчаливо отвергнуты. Я был ни капли ни удивлен. Закон джунглей гласил: каждый сам за себя!
У меня тоже был свой маленький секрет, который, возможно, поможет. Для этого мне нужно было найти офицера по фамилии Невзоров…
За две недели, проведенные в этой части, всех отчисленных курсантов, которые приехали со мной, отправили в другие воинские части для продолжения службы. Поскольку бывших курсантов никто не жаловал, то большинство из них было отправлено на авианосец «Адмирал Кузнецов», в боевую часть номер пять. Эта громадина вмещала в себя две с половиной тысячи человек, тысяча из которых была выходцами из Дагестана, большинство которых находилось в расположении боевой части. «Плавучий Дагестан» – так называли этот авианосец в народе. Дагестанцы, как и все выходцы южных стран, считались самой агрессивной прослойкой во флоте. Они всегда держатся друг друга и разбить наголову их костяк не представлялось возможным из-за того, что мы, русские Иваны, не приучены к ответственности за ближнего своего. И всегда норовим пнуть соседа, потому что ближе всего именно он. Я на протяжении всей оставшейся службы слушал ежемесячные доклады о происшествиях на Северном Краснознаменном флоте. Убито столько-то, уголовных дел столько-то. Убитые исчисляются десятками, и это в мирное время. Добрая половина убитых причислялась «Кузнецову» и эсминцу «Бесстрашный». Трупы находят через недели в вентиляционных шахтах и в море.
Кто виноват? Я считаю, что офицеры, специально провоцирующие такие стычки и сами являющиеся негативным примером поведения, с наплевательским отношением к личному составу. Они считают так: рабочий день кончился, а остальное – не мое дело.
Но мое мнение никого не интересовало. Слишком много нужно сделать, чтобы это искоренить. Меня по стечению обстоятельств, способствующих моей дальнейшей судьбе, не забрали на «Корабль». Мне случайно удалось встретиться с мамой бывшего одноклассника по училищу, которая меня узнала и согласилась попробовать помочь отправиться в дальнюю от огромного скопления людей часть. Хотя и посмотрела на меня, как на дурака. Я и вправду считал, что все зло – от людей. А значит, где их меньше, там и зла меньше. Она потом передала мне, что у нее получилось только отсрочить на некоторое время мою отправку на «Бесстрашный».
За две недели моего нахождения здесь я с первых дней подружился со старшинами-контрактниками, являющимися руководящей силой. Первым, с кем сошлись, был Сашка, тот старшина роты, который в первый же день контролировал мою уборку гальюна. Он обладал хорошим воображением и чувством юмора. Умудрялся рассказать весело даже историю о том, как он ремонтировал винты подводной лодки на страховочном тросе, и их кто-то включил, прокрутив на половину оборота. Сашке тогда сломало половину ребер и раздробило ключицу. Еще он обожал рассказывать о том, как прикалывает и разыгрывает свою доверчивую жену. «Смотри, солист группы СПЛИН идет» – говорил он ей, и та крутила по сторонам головой, хлопая ресницами, и кричала: «Где? Покажи? Ну где?» Весело у него в семье было. Вечерами, когда уходило начальство, мы сидели в старшинской. Смотрели телевизор и, смеясь, обсуждали что-то из передач. Иногда курили траву и задыхались от смеха. Иногда пили пиво с креветками. Он бескорыстно угощал меня тем, что имел.
Но это не главное, потому что все это могло закончиться в любой момент, а я так и не нашел капитана первого ранга Невзорова. Номер части, куда я попал, совпадал с данным мне руководством по поиску этого офицера, но такого здесь отродясь не было. Нужно было звонить в Питер, но в город не выпускали. Поэтому я просто ждал. Удостоверившись в моей порядочности, мне дали в подчинение чуть ли не двести человек-новобранцев, которых нужно было занимать. Старшины смекнули, что лычки на моих погонах тоже имеются и взвалили на меня большую часть работы с личным составом. Зато командир, увидев меня в общении с новобранцами, предложил остаться у него в качестве старшины. Я сказал ему, что подумаю. Он немного опешил, наверное, считал, что я ему руки целовать кинусь. Но не обиделся, списав это на мою ненормальность. Хорошо быть ПСИХОМ.