Вспомните «Сталкера» Тарковского. Если его не смотрели, то не поленитесь и посмотрите обязательно. Он (герой) водит своих попутчиков по ЗОНЕ, как по жизни. Он говорит им: «Здесь все каждую минуту меняется. Здесь нельзя пройти тем же путем, которым ты пришел сюда. Здесь можно погибнуть каждую секунду…» И люди, с ним идущие, начинают ценить каждый миг своей жизни, замечая любое изменение. Это путешествие не по ЗОНЕ, а по их жизни. Постепенно страх рассеивается, и они в конце пути к заветному «реактору желаний» смотрят на свою жизнь реальными глазами, переосмысливая весь смысл своего существования. Они, наконец, перестают врать себе. Они становятся настоящими… Сталкер очень переживает, что они, дойдя до комнаты, где исполняются все мечты, ничего не хотят загадывать. Но дело не в том, что им нечего загадать. А в том, что в этом путешествии они нашли себя и обрели настоящие (впервые в своей жизни) собственные, душевные желания. Ведь найти себя – это и есть самое заветное желание любого настоящего человека. Их самое настоящее желание сбылось, а остальное (путь к настоящим целям) станет им удовольствием. Потому что, когда есть вершина, то осталось лишь на нее подняться.
Что я и делал. В любую секунду своей жизни я наслаждался ею. Даже когда казалось, что я в кромешной тьме и захлебываюсь от зла, я радовался тонким, еле заметным лучикам света и маленькому добру. Если не было этого лучика, то я сам становился им. Если не было этого маленького добра, я сам его создавал. Я прошел через многие душевные и физические трудности. Я обрел истинные ценности, только оказавшись за гранью, в экстремальной и мерзкой среде, в безвыходности и близости к смерти. Только тогда я обрел в своей душе любовь.
Любовь, словно неосознанный младенец, живет в каждом из нас. Любовь – это всепрощение. Это подлинность. Это счастье. Это дыхание души. Любовь – это и есть БОГ. Только почувствовав ее в себе, можно постичь себя и мир. Но не в смысле физической любви, а в непостижимом для человеческого разума масштабе. Я знаю, что ОНА, вторая половинка, где-то здесь, на этой Земле, и этого достаточно. Я должен быть достоин ее и поэтому буду готовиться к встрече с ней. Это будет не завтра, не через месяц, а только тогда, когда мне будет не хватать единственного вздоха до превращения в ЧЕЛОВЕКА, и этот вздох сможет дать мне только ОНА. Этот вздох поцелуем свяжет мозаику воедино, и я стану целостным и нерушимым космосом.
Секс – это маленькое утешение тем, кто никогда не сможет полюбить. Чтобы полюбить, нужно отдать. Чтоб отдать, нужно иметь. И я жил и дышал этой любовью, которая росла и становилась все больше. Больше моего тела, погружая все окружающее в ее лучи. Когда любовь станет настолько огромной, что заденет мою вторую половинку, где бы та ни находилась, она тоже начнет искать меня. И мы встретимся, когда станем достойны друг друга. Я готов отстаивать свою любовь кулаками, но это редко бывает необходимо. Обычно достаточно, чтобы человек, желающий тебе зла, увидел в твоих глазах решимость идти до конца, защищая свой мир. И он отпрянет, если чужой. И пойдет следом по своему пути, если свой. Реактор желаний запущен, господа.
Я любил эти заброшенные дома и улицы, заколоченные фанерой окна и блеск крысиных глаз в темноте подъездов. Любил шум волн, бьющихся о скалы берега, на котором не оставалось ничего, кроме черной мазутной пленки. Любил мох, покрывающий периной вечную мерзлоту. В этой суровости он приобрел яркие цветные оттенки, сподобившиеся открыться не каждому художнику. Мох ковром стелился по волнообразной тундре и доказывал своим существованием возможность жизни в невозможных условиях…
…Дул сильный, порывистый ветер. Такой возможен только здесь, где нет ни гор, ни высоких деревьев. Ветер здесь хозяин, и все под него подстраиваются. Он, не испытывая препятствий, стеной, сплошным потоком нападает на то, что выпирает и не соответствует его силе.
Плавучий причал, на который нас послали, шатало и качало, как и пришвартованный к нему корабль. На корабле никого не осталось. Уже годы на нем никого не было. Он просто стоял у пристани, как послушный пес, и ждал чего-то. Родина больше десятилетия претерпевала изменения и сокращала свои действующие военные силы. С преступной легкостью подписывались с зарубежными «друзьями» контракты на утилизацию действующих единиц вооружения, а «неопасный хлам» оставался на месте. Порезать его денег не выделили и поэтому, сняв с него все, что было можно, его оставили там, где он и был.
Незадолго до этого какой-то бдительный аноним сообщил, что в корпусе корабля – целые залежи цветного металла. Надо сказать, что цветной метал в этом крае, как и по всей Руси-матушке, давно стал хлебом-спиртом насущным и злобой жизни. Наш гарнизон не раз сидел без света, месяцами впитывая романтизм восковых свечей и консервов. Только представьте, кто-то умудрялся участок кабеля в километровой проекции и толщиной с хорошее бревно вытащить со дна моря или утащить из тундры. И никаких следов, только квартиры на «большой земле» у некоторых появляются. Как и везде сейчас: украдешь буханку хлеба – преступник и вор (ай-я-яй, нехорошо). А украдешь состав нефти (следствие зашло в тупик, обнаружив у себя в кармане подозрительные деньги) – лучший друг и уважаемый человек. Все как-то перепуталось.
На том корабле и впрямь меди оказалось очень много. Со снятой прорезиненной изоляцией и порубленный на куски одинаковой длины, бывший кабель выглядел очень внушительно, как сокровище. Словно слитки золота, выложенные в пирамиды, медь с красным отблеском от света наших фонариков, наводила на алчные мысли. Наш капитан Петров, возглавлявший квартет матросов, в составе которого был и я, начал тихонько исходить слюной, а его глаза отражали арифметические вычисления вперемешку с предвкушением приятных трат. И он приказал: «Тащите все в машину! Быстро и без перекуров! Быстрей управитесь – быстрей уедем отсюда!»
И мы начали свое непрекращающееся движение от точки А (корабля) до точки Б (КамАЗа с брезентовым верхом, стоявшего на причале). Брезент по идее должен был защищать нас внутри от ветра, но ввиду наличия кучи взлохмаченных дыр, отказывался это делать.
Ветер усиливался, и волны становились все агрессивнее при столкновении с кораблем. Медные «слитки» оказались достаточно тяжелыми, чтобы уже через час у нас не осталось ни малейших сил.
– Никаких перекуров!!! – орал Петров (абсолютно казахской внешности), бессмысленно странствуя с нами, иногда останавливаясь передохнуть от простого хождения и крика. Лучше бы взял и тоже понес хоть одну охапку «сокровищ». Но он «белая кость», его дело – орать, создавая мотивировочную установку энергоемкими словосочетаниями: «Я вашу мамуип…л! (слово с ошибками и акцентом)». Или вот: «Лица, относящиеся к пассивной части сексуальных меньшинств, просьба поторапливаться и не уменьшать процент коэффициента полезного действия при транспортировке ценного груза. Иначе я вступлю в небезопасные половые отношения с вами и вашим мозгом, вынутым из головы. И не буду заканчивать сие соитие до скончания вашей военной жизни!» Это культурная версия для культурных людей со стажем, на самом деле капитан и слов-то таких не знает. Вскоре, утомившись и замерзнув, «казах» сел в теплую кабину машины и больше не показывался. И мы с мокрыми спинами, холодными носами и щеками, жмурясь от хлеставшего колкого снега, таскали, как муравьи соломинки, груз в кузов КамАЗа. Быстро темнело, и только фары выцепляли белые хлопья, несущиеся плотным потоком из стороны в сторону. Корабль то с силой оттягивало в море, то с таким же усилием бросало всем весом на причал. Наш накидной самодельный деревянный трап на колесиках подкидывало и шатало из стороны в сторону. Ходить по нему становилось все опасней. Упадешь вниз – и раздавит тебя между причалом и бортом, как комара. А если не раздавит, то холодная вода за пять минут сделает свое дело. Даже если успеют поднять, то при таком ветре и мокрой одежде останется жить минуту, потому что теплопроводность мокрой одежды становится эквивалентна самой воде. И прощай, поминай как звали. АСТЕЛАВИСТА, БЭЙБИ. АДЬЮ, СИНЬЙОРЭ. А этот казах-капитан пошлет к тебе домой телеграмму-похоронку: мол, так и так, погиб, защищая Родину. Герой совсем, однако.