— Вы полагаете, эти механизмы будут работать и для массовой читающей публики, когда она познакомится с материалами Народного архива?
— Возможно, рядовому человеку проще понять другого носителя того же «обыденного» типа сознания, пусть и из иного времени. Это чрезвычайно важно еще и потому, что европейская культура (а мы, определенно, ее часть) — это в принципе культура историческая. Нам для того, чтобы воспринять, например, произведение искусства, обязательно надо знать, когда оно создано, так что и тут необходимо умение вживаться в другие эпохи, ассоциировать себя с ее людьми. Третий способ — заключение по аналогии — это уже чисто научное, это для исследователя. А вот воспитывать в себе способность к ассоциированию, кажется, особенно легко на истории повседневности.
Историк, как и любой другой человек, создаст себе некоторую целостную картину прошлого из каких-то деталей. И может подменить одну картинку другой — до известных пределов, разумеется, или уж грубо преодолевая сопротивление материала, то есть толщу источников. Когда этой «толщи» нет, операция проходит легко и незаметно порой для самого исследователя. А иногда это делают вполне сознательно. Помните фильм «Россия, которую мы потеряли»? Это пример такой подмены: была одна картинка — из тех же элементов создается другая, другой образ. Сейчас не будем обсуждать, насколько он правдоподобен в данном случае; важно, что это в принципе возможно. Было бы хорошо, если бы каждый — в том числе и профессиональный историк — умел создавать такой образ осознанно, понимая именно образную его природу, его условность. Это особенно важно как раз при смене методологической парадигмы, когда очень легко увлечься какими- то новыми конструкциями.
Российская традиция такого отношения к источникам есть, в конце концов, часть общей культуры. Так, чисто профессиональное требование к кинокритику, например, всегда ощущать условность кинематографа и, сопереживая происходящему на экране, одновременно «держать дистанцию» — есть качество, необходимое каждому, кто хочет по- настоящему наслаждаться киноискусством (и любым другим видом искусства).
Интерес к источникам, их собирание, создание Народного архива, публикация документов, рассказывающих о повседневности недавнего прошлого, есть очень важный этап в жизни не только и, может быть, не столько исторической науки, сколько всего общества в целом. Любая история заканчивается здесь и сейчас.
Это такой эффект перспективы, когда человек смотрит из какой-то точки и ему кажется, что все сходится к этой точке. И для нас действительно к ней все сходится. Нас интересует в конце концов именно сегодняшняя жизнь и история работает на это — провозглашая или ее предопределенность, освобождающую нас от ответственности, или ее зависимость егг свободного выбора каждого.
В конечном счете это способствует саморефлексии общества — и каждого отдельного человека. Вот в 1863 году появился журнал «Русский архив»; с ним, пусть и не прямо, несомненно связан и новый бум мемуаристики, и совершенно новое отношение к хранению дневников и частных писем.
Усилие понять людей из иных культурных миров есть, по сути, усилие понять самого себя — в той мере, в какой, с изменением нашей собственной культурной и исторической ситуации, мы непрерывно и часто незаметно делаемся чужими сами себе. И должны поэтому постоянно себя восстанавливать, сохранять, уточнять.
— В конце концов, этими двумя типами усилий — понимания другого и сохранения, уточнения себя — во многом и держится культура. •
Беседу вела Ольга БАЛЛА
«Петля затягивается...»
Из дневника Степана Филипповича Поддубного
Поддубный Степан Филиппович
родился в 1914 году в селе Березовка Липовецкого уезда Киевской губернии (ныне — Винницкой области) в крестьянской семье. Учился в местной сельской школе.