Юрий Лексин
Один
Самое из ряда вон происшедшего со мной — это большая часть исследовании, поскольку все это сделано, в сущности, в одиночку. Если человек один плывет на лодке, один идет по болоту, один лезет на дерево... все один.
Сергей Ганусевич
...Каждый стоит столько, сколько стоит то, о чем он хлопочет.
Марк Аврелий
А было двое
Сто двенадцать пятьдесят на все про все. Семьдесят пять дней, поезд, маленький самолет — сто двадцать километров через таежные болота — девять рублей. «И опускаемся. Вот и мы. Впервые в жизни». Два студента, только что окончивших первый курс биофака МГУ, Алеша Поярков и Сережа Ганусевич. Официальной практики в том 1977 году у них еще не было, но по кружку узнали от друзей, что те в прошлом году были в экспедиции на Поное, и вот соблазнились, поехали. «И началась эпопея, — говорит Сергей, — заманившая нас на всю оставшуюся жизнь».
С собой было немного харчей и от руки нарисованная на кальке карта — клочок бумаги чуть больше тетрадной странички: вот река, вот озеро, тут другое — все. Прошлогодние ребята и нарисовали. И ни лодки, ни мотора. А перед ними Понойская депрессия — тысяча квадратных километров. На двоих.
Местные из таежного поселка, конечно, и в толк не могли взять, чего это мальчишки с биноклями шастают по болотам и комарью, но особо не любопытствовали — народ на Севере деликатный: ходят, значит надо, и пусть себе. Но лодку и весла — самое дорогое, что есть у них, дали сразу. «И мы поплыли по Поною. Сначала по течению — так проще. Но вскоре оказалось, что притоков у Поноя тьма. Они стекали с гор и пронизывали всю депрессию. Так что приходилось уже и подниматься. Гребли по очереди. И чем дальше углублялись в тайгу, тем больше и больше влюблялись во все вокруг«. Потом они поймут, что эта самая влюбленность не в последнюю очередь поможет им убедить местных, что делают он и не совсем бесполезное дело. Люди жили в первозданном и прекрасном месте, а то, что оно было удивительным, во многом было и их заслугой.
Алеша Поярков. Он так много собирался сделать, но не успел...
Лопари — саами жили здесь исстари. Их, правда, и осталось мало. А еще ненцы и коми. Они пришли сюда из Коми в конце прошлого века во время какой-то мошной эпидемии у оленей. Гнали стада на Кольский. Знали, что пастбища здесь хорошие. И пригнали. Заняли, разумеется, главенствующее положение — ведь пришли самые сильные и сплоченные семьи. Поэтому и фамилий в поселке до сих пор всего несколько — Артиевы, Чупровы... А бок о бок с людьми жили птицы.
— Первый год мы только и делали, что узнавали. Каждое новое гнездо открытие. Каждый новый лебедь — тоже.
Для местных птицы как бы не существовали. Может, в этом как раз один из секретов гармонии. Люди знали: где-то рядом и даже, где именно, живут какие-то орлы, какие-то круп ные и мелкие птицы с крючковатым носом и когтистыми лапами. Иногда они попадали в капканы или запутывались в сетях, поставленных на рыбу. «Но никаких легенд, поверий или суеверных рассказов, связанных с этими крючконосыми птицами, — говорит Сергей, — я никогда не слышал. Кажется, их нет. И морали тоже — житейской — не убивать, мол, беречь, тоже нет. Просто, я считаю, сама собой сложилась некая модель оптимального сосуществования человека с природой. Для людей неинтересен как раз самый критический период жизни тех уникальных видов птиц — лето. Не будут же люди зря бегать по сплошной болотине с островками каменьев. Местные от лодки-то стараются далеко не отходить, а уж лезть в глухие болота... Покосить сена, половить рыбу, попить чаю у костерка на берегу — вот и все. А морошка, грибы — это все позже. И птенцы уже на крыле, не побеспокоишь».
А главное — дикое количество комаров. В комариное время люди вообще старались не вылезать из поселка — он на высоком яру, хорошо обдувается. Там комары только в штильные дни. «И все же, — говорит Сергей, — что-то вроде «не навреди» в сознании местных жителей есть. Потому что и лес приходится валить, и дрова добывать, но на моей памяти не было случая, чтобы кто-то срубил дерево с гнездом, хотя для строительства эти деревья как раз очень подходящие. Бывало, я приезжаю, подхожу к гнезду и вижу: все деревья вокруг попилены, а дерево с гнездом цело. А ведь на нем таблички нет, какие вешают на Западе: уникальное, мол, гнездо, просим не приближаться ближе пятисот метров. Там каждое дерево с гнездом редкого вида птиц обязательно с табличкой».