Но на этом изображении есть деталь, которую исследователи почему-то обходят молчанием: над головой чеканщика ясно видны три длинных, заостренных на конце выроста вроде рогов. Что это такое? На городчатую корону с тремя зубцами эти выросты не похожи. С каким-либо другим известным нам древнерусским головным убором их также сопоставить нельзя. Вернее всего, это некое изображение сияния, лучей, отходящих от головы мастера. В таком случае это — не обыкновенный человек. Однако признать в нем христианского святого вряд ли возможно. Церковный канон был строг, его правила соблюдали и живописцы, и ваятели Древней Руси. Поэтому нимбы над головами святых изображались единообразно: либо сплошной линией, либо мелкими точками. Следовательно, чеканщик на тверских монетах— это или языческий божок, или какой-то аллегорический персонаж, антропоморфный символ.
Первое предположение, по понятным причинам, маловероятно. Что же касается различных художественных аллегорий, то их в древнерусском искусстве немало. Укажем хотя бы на такие примеры: «Поклонение кресту» на обороте иконы «Спас нерукотворный» XII века из Новгорода, где по сторонам креста написаны Солнце и Месяц с человеческими лицами; «Крещение» 1475 года также из Новгорода, где река Иордан олицетворена в виде юноши, а Море — в образе русалки; «Собор Богоматери» ростово-суздальской школы середины XV века, где в виде женщин изображены Земля и Пустыня. Встречаются аллегорические антропоморфные образы и в древнерусской литературе, например Карна, Жля, Донец в «Слове о полку Игореве». Все это — олицетворение сил природы, общественных явлений, понятий. По этой причине мы считаем, что предположение об аллегорическом характере образа чеканщика вполне допустимо. Но что именно олицетворено в данном случае?
Разгадку можно найти в русском фольклоре. В «Толковом словаре» В.И.Даля, в иллюстрациях к слову «заря» находим такие неожиданные смысловые связи: «Зарю проспать — рубля не достать», «Заря деньгу родит», «Заря денежку берет» и, наконец, «Заря деньгу дает (кует)»! Из этих примеров совершенно ясна древняя, прочно укоренившаяся в народе связь зари не только с накоплением денег, что в общем понятно и логично, но даже с их производством, ковкой, чеканкой! О распространенности и разнообразии таких представлений о заре говорят еще слова, образованные от того же корня, — «зарный», «заркий», «зариться», связанные с понятиями о стяжательстве, корысти, жадности и зависти. «Он больно зарен на деньги», «Не зазаривайся на чужое добро», «Дело не заркое, барышей не много». Есть в русском языке прилагательные «заревидный», «зарелучный», «зареносный», вполне подходящие к образу тверского чеканщика.
Таким образом, если эти предположения верны, то на тверских монетах XV столетия есть еще одна древнерусская художественная аллегория: кузнец, чеканщик в образе зари, который неутомимо кует с рассвета до заката счастье, достаток и изобилие. Этот символ, очевидно, был вполне понятен народу, любим им, что подтверждает большое количество монет с этим изображением, найденных на землях Тверского княжества и в других районах Древней Руси. •
Юрий Золотов
Вячеслав Глазычев
Калифорнийская сага
Главная «дорога» вдоль океана. Эта ее часть странная. как и весь город: пляж — не пляж, место встречи людей знакомых и не знакомых друг с другом, да еще и добраться на эту тусовку посреди заасфальтированной пустыни можно только на колесах, велосипедных или роликах...
У каждого коллекционера своя форма легкого безумия. Моя коллекция не из дорогих, потому что, получив к тому возможность с начала восьмидесятых годов, я принялся собирать невозможные города. Элемент плагиата присутствует: конечно же, «невидимые города» Итало Кальвино окрасили мое восприятие городов, городков и местечек мира. И все же здесь есть налет оригинальности. Во-первых, у русского человека, да еще коренного москвича, своя точка отсчета, заданная богатством вариаций от Петербурга до Набережных Челнов, что даже самому талантливому итальянцу в ощущениях не дано. Во-вторых, набрав некий опыт восприятия городов как именно мест обитания, я могу более- менее освободиться от прелестей традиционного собирательства, где все — от Пирамид до венецианских каналов — ранжировано и растиражировано в бесконечность.
Соблазненный образами «невидимых городов», созданных фантазией Итало Кальвино, я немало размышлял о невозможных городах При тяготении к научной строгости следовало бы, разумеется, говорить о «маловероятных городах», однако научный пуризм уж точно не цель этих заметок.
Есть немало способов, каким город может быть «невозможным», то есть неподвластным некой норме. Город может выпасть из времени, как случилось с Мачу Пикчу, что был построен в Андах, когда конкистадоры преуспели истребить все традиционные города инков. Город мог быть чем-то эфемерным, как Сарай, столица Золотой Орды, где наиболее монументальные сооружения были из кирпича-сырца, а все прочее — шатры и землянки. Город может быть совершенно по-особому анахроничен, как произошло сейчас с Москвой, разом напоминающей Перикловы Афины, стянувшие деньги Морского Союза, чтобы построить на них Пропилеи и Парфенон, и Константинополь XIV века, окруженный, как в романе Войновича, тремя кольцами враждебности, но с тем большей пышностью утопавший в празднествах. Город может быть разнузданным мечтанием, которое теряет экзистенциальный смысл с каждым действительно выстроенным зданием, как случилось с Ауровиллем в Индии или происходит сейчас в Аризоне, где Паоло Солери давно воздвигает невозможный Аркосанти...
При всем том я долго ждал встречи с местом, которому — теоретически я это знал заранее — должна быть отведена почетная роль нулевой отметки на шкале невозможных городов. Местные патриоты отважно именуют это городом грядущего столетия. Это Лос-Анджелес, обычно именуемый амикошонски ЭлЭй. Повторю: в теории я был недурно подготовлен к встрече с этой импровизацией на тему нон-урбанизма. Не говоря уже о специальных книгах, это и детективные истории Чендлера, и фильмы вроде Blade Runner, и «горячая» информация из Интернета, включая результаты слушаний городской Комиссии планирования по поводу, к примеру стремления водрузить на крыше двухэтажного дома в Вест Голливуде десятиметро вую антенну. Сооружение ли такая антенна или нет, подходит она под правила ограничения высоты или нет — было о чем спорить. Во всяком случае, незадолго до прилета в ЭлЭй я как раз вычитал из калифорнийской газеты героическую историю тамошнего скульптора, отстоявшего в суде первой инстанции право держать на своем газоне перед домом собственное произведение пятиметровой высоты, несмотря на гнев соседей, утверждавших, что эта скульптура есть сооружение.
Готовься, не готовься, но Лос- Анджелес оказался достаточно мощным феноменом, чтобы легко уйти от попыток сравнить его с виденным ранее. Наконец, я нашел: кто знает, о чем речь, пусть вообразит себе этакую станицу Архипо-Осиповку, но только до горизонта. Теперь разбросаем по ней донбасские терриконы, нс только это будут дальние кучки зданий этажей под сорок. Затем прорежем это все трубопроводами, как на Астраханском химкомбинате, но это будут поднятые над землей шоссе-фривеи. Сбоку прицепим великое множество поселков, состоящих из резиденций «новых русских», но с пальмами. И еще море (оно и в Архипо-Осиповке море), холодное как на Балтике, но только это Тихий океан, что здесь дано не в ощущениях, а исключительно в гуманитарном воображении. Получится похоже.
Уже с десяток раз посетив США, я все не мог вырваться западнее Миссисипи за казенный счет. Страсть коллекционирования сильнее скаредности, пришлось изрядно отсчитать за билет от Вашингтона: туда — ЭлЭй, обратно — из Сан-Франциско. Почему-то с посадкой в Миннеаполисе. Летим, было, в Миннеаполис, но не тут-то было. Ужасающе чернильная гроза; пытаемся облететь тучу цвета сверхтяжелого металла; Миннеаполис не принимает; потом из ТВ узнаю, что молниями наповал уложены трое служащих аэропорта; сажают в Де-Мойне, штат Айдахо — кукурузное поле на сто миль окрест. Вера в американский сервис подорвана окончательно: никто не встречает, никто ничего не объясняет, мой рейс давно улетел, где перерегистрировать билет — неизвестно, люди с десятков отложенных рейсов бродят с потерянными глазами. И курить в аэропорту не дают. Нигде, даже в баре... Наконец нашел, зарегистрировался — только на третий рейс, часа через четыре. Каковые и гуляю по терминалу, ровно в девять раз обширнее Шереметьева-2. Для подготовки свидания с ЭлЭй это недурной тренинг...