Не грех заглянуть в статистику населения графства ЭлЭй: 1880 год - 11000; 1890 год - 50000; 1930 год - 2300000; 1970 год - 8351260.
Разумеется, это не одна муниципия. Города и городишки росли и сливались, но часть сохранила независимость: Санта-Моника, Беверли Хиллз, Пасадена, Лонг-Бич, Санта- Ана.
Чтобы понять собственные фотографии ЭлЭй, пришлось много читать. Вот Эдвард Сойя с его Itall comes together in Los Angeles (в Лос- Анджелесе все вперемежку), где он доказывает, насколько там есть все: хайтек Силиконовой долины вперемежку с ржавеюшими остатками своих Детройта и Кливленда, свой Бостон и Нижний Манхэттен, свои Южный Бронкс и даже Сан-Паулу и Сингапур. Можно понять, почему и как так называемая рейганомика выросла в ЭлЭй из ярости состоятельных домовладельцев против любой попытки приблизить к ним «нежелательный элемент».
Но главное, что я понял, благодаря чтению, в другом.
...Стоя в стеклянной клетке наружного лифта на верхнем этаже отеля «Бонавантюр» в даунтауне и оглядывая страну ЭлЭй в «зум» фотоаппарата, я заметил две странности. Одна — типичный десятиэтажный отель, почему-то весьма странно поставленный у самого фривея Голливуд (кто же по доброй воле там поселится?). Вторая странность — какие-то знаки на крышах зданий к востоку от даунтауна. Никто из знакомых не мог объяснить, что сие значит. Наконец, мне удалось вычитать, что «отель» — ни более ни менее как новый Metropolitan Detention Center, иначе тюрьма-изолятор для топ менеджеров наркобизнеса и наркотерроризма. Невразумительные знаки на крышах оказались буквами и номерами, облегчающими патрульным полицейским вертолетам чтение страны внизу, как штабной карты.
Еще в 1916 году в Лос-Анджелесе был создан правовой прецедент: было узаконено зонирование, согласно которому значительные территории отводились только под застройку дорогими семейными домами. Позднее к этому добавились требования к минимальной стоимости строительства и deed restrictions— запрет на действия, способные снизить цену недвижимости хотя бы даже экстравагантностью архитектуры. Мало того что установлением минимальной цены постройки с конца двадцатых годов черные и азиаты были эффективно отсечены от попыток приблизиться к 75 процентам жилищ страны ЭлЭй к запалу от Уоттса. Внутри «арийства» тоже хватало тонких и тончайших внутренних градаций.
... Пролистывая архитектурные журналы девяностых годов еще в Москве, я не мог не изумляться популярности стиля Фрэнка Гири в Калифорнии. В ЭлЭй эта архитектура понравилась мне еще меньше, но теперь я по крайней мере понял причину ее модности. Она «говорит» или, как говорят в Штатах, thas go to message. Это сознательно интровертная организация пространства, которая используется везде, где есть спрос на усиленную безопасность, визуально выраженную сверхбезопасность{5 В 1995 мой приятель-архитектор проектировал дачу, и его клиент потребовал, чтобы при взгляде снаружи не возникало даже мысли, что внутри может быть нечто достойное внимания. Для Подмосковья это более чем понятно. Собственный дом Фрэнка Гири в Вестсайде построен именно таким образом — иных практических резонов там не наблюдается.}. Можно лишь согласиться с Майком Дэвисом, когда он утверждает; «Фотографии старого даунтауна в эпоху его расцвета демонстрируют смешанную толпу «англос», черных и латинос разных возрастов и классов. Современный «ренессанс» даунтауна осуществлен таким образом, чтобы такого рода гетерогенность была немыслима. Он предполагает не только «покончить с улицей», но также и «покончить с толпой», устранить ту демократическую мешанину на тротуарах и в парках, которую Ольмстед{6 Для тех, кто забыл, Ольмстед — создатель Централпарка на Манхэттене, еще большего парка в Бруклине и не меньшего в Монреале, где соединились английский пейзажный парк, немножко развлечения и культура, много спорта. Иными словами: модель для ЦПКиО, но на траве можно лежать и по ней можно ходить, и кормить белок тоже можно.} мечтал сделать альтернативой европейской поляризации классов... Это архисемиотика социальной войны».