История советского диссидентства говорит о том, что идея возвышенного в своей абстрактности права легко трансформируется в идею прав человека — и тогда превращается в идею, которая способна объединить сторонников самых разных политических, религиозных, национальных доктрин, способна формировать особое мировоззрение и образ жизни, часто связанный с большим риском для самой жизни.
Во всяком случае, современное государство не может — хотя бы формально — не признавать права человека и не клясться постоянно в верности им. Главный документ любого государства — его Конституция — сегодня вся построена вокруг этого понятия. Но отношения человека и государства всегда сложны и противоречивы. Нужны особые условия для того, чтобы быть уверенным: эти противоречия будут разрешаться в пользу человека и гражданина.
Виктор Шейнис,
член Конституционной комиссии Съезда народных депутатов РСФСР—РФ в 1990—1993 годах, сопредседатель секции Конституционного совещания 1993 года
Моя Конституция меня бережет?
Недавно по радио мы услышали историю — одну из многих — о том, как молодого человека до смерти забили в милиции. Пришлось открыть уголовное дело, но его тут же закрыли с фантастическим обоснованием: по причине необнаружения лица, которому можно предъявить обвинение.
По сути, заявили: убийцу мы не искали и искать не собираемся. А как же права человека? И самое главное его право — на жизнь? Такие примеры можно приводить бесконечно.
В конституциях демократических стран права человека занимают главное место. Все они выстраиваются вокруг обязанности государства эти права охранять и обеспечивать. Возможно, потому что иного смысла существования государства в современном демократическом обществе нет и быть не может. Никто не получает в нем власть «от Бога» или по наследству. Никакой иной причины для граждан содержать государство со всем чиновным аппаратом, армией и прочими институтами нет.
Советские конституции: и знаменитая сталинская 1936 года, и брежневская 1977 года — формально в этом отношении не очень отличались от демократических конституций своего времени. И если демократический декор сталинской, написанной Бухариным, Конституции все же пронизан «классовым подходом» с диктатурой пролетариата, то брежневская выглядит почти респектабельно. Однако из ее статей непреложно вытекало, что никакая экономическая и уж тем более политическая свобода, активность граждан, независимая от государства и правящей партии, не предусмотрены. Все, что происходит в экономике, политике и всех остальных областях жизни, замкнуто на тотальном монополисте — государстве. Гражданам же вменяется в обязанность «оберегать интересы Советского государства, способствовать укреплению его могущества и авторитета». А гарантии разнообразных прав граждан, коллективов, общественных организаций сформулированы общо, не закреплены юридически и ответственности за их реализацию практически никто не несет.
Именно этой последней Конституции мы обязаны знаменитой 6-й статьей о руководящей и направляющей роли партии: в сталинской сама идея была, но лишь упомянутая среди прочего.
Однако отношение к правам граждан как ни к чему не обязывающей декорации, в конце концов, подвело советских руководителей. Они твердо надеялись на рычаги управления, оставленные им в наследство предшественниками и находящиеся вне всякого правового поля. Но когда жесткий стержень, на который опиралась власть, подвергся коррозии и начал прогибаться, вдруг оказалось, что декларации обретают смысл и силу, а сама Конституция становилась полем политических сражений, исход которых не был предопределен.
Создание Конституции новой России было процессом долгим, противоречивым и драматическим. Но как раз по главе о правах и свободах человека и гражданина жестоких споров не было: ее приняли в основном без особых возражений. А глава эта была новаторской. Она провозглашала права не только гражданина, но и человека: это означало, что государство несет ответственность за соблюдение прав и свобод любого человека, находящегося на его территории, во всей полноте, за исключением лишь нескольких моментов (к примеру, негражданин страны не может избирать и быть избранным в органы власти). Ушел классовый подход. Для России важно, что человек наделялся правом самому устанавливать свою национальность по желанию или не объявлять ее вообще. Это автоматически исключило графу с указанием национальности в паспорте. Позднее некоторые представители малых народов встревожились, что это будто бы грозит окончательным их растворением в «большом брате», а русские националисты сокрушались, что отныне трудно будет выявлять «чужих». Но дело было сделано.