Так что Демоскоп уже почти перешел на сторону генерального директора (это, кажется, все равно, что генерал). В конце концов, ведь Урланис оперировал данными по всему Советскому Союзу, а там были, как теперь выясняется, народы с неподходящим цивилизационным кодом, у них рождаемость могла и снижаться, а у русских повышалась. Вот вам и объяснение.
Все же, на всякий случай, перед тем, как принять окончательное решение, Демоскоп решил заглянуть в материалы переписей населения. Сталин, конечно, противился их проведению, но после того как он умер, его влияние ослабело, и с тех пор было проведено пять переписей. Время идет, все забывается, на что и рассчитывают некоторые чудотворцы. А люди живут себе и живут, в том числе и те, которые родились в годы войны. И их каждый раз пересчитывают наряду со всеми остальными. И каждый раз оказывается, что их очень мало — и притом не только во всем бывшем Советском Союзе, но и в России. Их так мало, что в 1959 году в России 15летних подростков, родившихся аккурат в том самом 1943 году, в котором г-н Сулашкин обнаружил потрясающий исторический пример скачка рождаемости, их было меньше, чем 41-летних, появившихся на свет в 1917 году, тоже не самом благоприятном для рождаемости, и к тому же встретивших 1941 год в возрасте 24 года, что очень подходило для призыва на фронт.
Тут уж и Демоскопу пришлось прикусить язык. Он, конечно, не перестал уважать генералов, но настоящий ли генерал г-н Сулакшин? Сегодня он сказал, что в 1943 году повысилась рождаемость, а завтра заявит, что у него тридцать пять тысяч одних курьеров — и всему верь?!
Он собирается ставить диагноз и даже лечить, но видел ли он больного?
И что у него за методы диагностики? К примеру, видел ли он хотя бы раз российскую возрастную пирамиду?
Любой человек, на нее взглянувший, сразу замечает огромный провал как раз в том месте, где находятся поколения, родившиеся во время войны. В 2002 году, во время последней переписи населения, людям из этих поколений было от 57 лет до 61 года, самым малочисленным — от 57 до 59 лет (в 1941-м и частично в 1942 году рождались дети, зачатые до войны). Все это с абсолютной ясностью прочитывается на возрастной пирамиде.
Впрочем, на кой ляд эта пирамида тем, кому, как говаривал Маяковский, «знание точек и запятых заменяет инстинктивный классовый разум»? (Известный своей гибкостью Демоскоп, прислушиваясь к дуновениям времени, заменил бы устарев - шее слово «классовый» на более современное, например, «национальный» или, скажем, «расовый» — с точки зрения аллитерации станет даже лучше, чем у Маяковского.) Демоскоп и сам подумывает о том, чтобы переименовать себя в Демософа, покончить, наконец, с приземленным описанием всех этих точек и запятых демографической реальности и свободно воспарить в область возвышенного, где уже находятся вызывающие всеобщее доверие провидцы вроде Кашпировского. На это сейчас большой спрос — даже, как выяснилось недавно, среди действительных членов Российской Академии наук.
Остается только решить, к кому мы хотим быть ближе — к врачам или к знахарям. Пожалуй, лучше все-таки к знахарям. Врачи, знаете ли, рабы всех этих нынешних методов диагностики, всяких там рентгеновских снимков, анализов крови и даже, не побоимся этого термина, мочи. От себя они и слова сказать не могут. А знахарь — человек свободный. Хочет — называет черное белым, хочет — белое черным. И больному приятнее такая диагностика — его до самой смерти уверяют, что он здоров.
Илья Абель
Невостребованный новатор Леду
Ироничные французы последующих поколений в полном соответствии со своим национальным характером не упускали случая сказать нечто нелицеприятное про Клода Никола Леду, известного архитектора XVIII века. В его активе не было парижской площади, получившей название Согласия, созданной по проекту знаменитого архитектора Габриеля. Ему не удалось построить что-то, похожее на будущий Пантеон его современника Суфло. Обе эти парижские достопримечательности с успехом дожили до наших дней, а их авторы вошли в историю не только французской архитектуры. От осуществленного же Леду, их современником, не менее легендарным, чем они, остались только руины зданий и слава человека, который катастрофически не совпадал со временем и обстоятельствами.
Если попытаться одним словом определить творчество и биографию Клода Никола Леду, слово это будет — парадокс. Он создает мрачноватое здание тюрьмы в одном из французских городов — и во время Великой Французской революции сам оказывается в заключении. Ему удается построить здание театра оригинальной формы — почти через двести лет после завершения строительства оно уничтожено пожаром и не подлежит восстановлению. Ему заказывают построить город у соляных рудников в местечке Шо и таможенные заставы в Париже. Он с энтузиазмом берется за реализацию уникальных и неординарных для своего времени замыслов, но по разным причинам они остаются незавершенными.