Лица, которые раньше описывались языком пенитенциарных систем как преступившие грань закона — теперь описаны языком медицины. В этом можно видеть либерализацию карательных учреждений. На самом деле практики, которые применяются к больному, структурно полностью совпадают с теми, что ранее применялись к преступнику.
В одном случае — допрос, в другом — прием у врача (откровенное признание — условие как исцеления, так и преодоления порочных желаний). Преступник должен откровенно рассказать о содеянном, больной — о болезненных переживаниях. В одном случае назначается наказание, в другом — метод лечения. Но и они, как правило, схожи. И там, и здесь — иерархический надзор. И больной, и провинившийся постоянно «открыты для осмотра»: власть заставляет свой объект «демонстрировать себя». Техники надзора равно присущи тюрьме, военному госпиталю, психиатрической больнице. Еще более древняя модель исправительной системы — церковь. Человек приходит к духовнику и кается в грехах. Грехи отпускаются либо накладывается епитимья, послушание. Суд выносит приговор и присуждает срок заключения с исправительными работами. Врач ставит диагноз и назначает лечение, больничный режим, мучительные процедуры и манипуляции. Церковь, тюрьма, клиника... Очевидно: на дисциплинарном уровне каждая последующая система — калька с предыдущей.
Некоторые методы лечения в психиатрической больнице — настоящая кара. В острых отделениях, особенно при судмедэкспертизе, пациента могут крепко привязать к койке; «купируют обострение» внутримышечным уколом серы — после этого при минимальном движении возникает жуткая боль. Еще одна пытка, которой не погнушался бы пополнить свой арсенал сам Торквемада, — «укрутка», связывание накрепко мокрыми простынями. Высыхая, простыни еще больше сжимают пациента.
Генеалогический подход Фуко понимает безумие как эффект социальных сил, продукт власти. Если понятие «душевнобольной» возникло лишь в XIX веке, нет оснований утверждать, что сами больные существовали раньше. Понятие «психическая болезнь» — исторический феномен, произведенный конфигурациями власти в определенное время. Душевнобольной — не человек с недугом, но тот, о ком считается необходимым говорить на языке медицины. Раньше он был просто девиантом. Больным он стал тогда, когда о нем заговорили врачи.
Если человека обследует криминалист, он обнаружит состав преступления и усмотрит вину; психиатр найдет симптомы болезни; священник увидит перед собой грешника. Виноват или болен человек «на самом деле» — установить невозможно.
Это — проблема выбора системы координат. Считать ли здоровым человека с агрессивными побуждениями? Когда как. Есть просто насилие, есть насилие по правилам: война, дуэль. Норма это или патология, решается на основе соглашения. Мог ли обвиняемый погасить своей волей агрессивные импульсы? Как врач скажет. Вопрос о существовании воли и свободного выбора в современной психологии открыт. Медицинская, криминальная и религиозная конвенции — лишь разные способы управления массой девиантов.
Под воздействием этих соображений Фуко детально описал, как устроены работные дома, военные госпитали, позже — психиатрические заведения. В них была заложена идея «Паноптикума» Иеремии Бентама — архитектурного сооружения: в центре — башня, где сидят надзиратели, а по периферии — здания с заключенными, образующие кольцо. Идея в том, чтобы видеть контролируемое тело, не будучи видимым. Поэтому в палатах острого отделения Кащенко всегда горел свет и любой медбрат, проходя по коридору, мог видеть, что происходит там. Главный результат — создавать у помещенных в него людей чувство постоянной поднадзорности, осознание того, что их все время видят: этим и обеспечивается автоматическое функционирование власти. Эффект не зависит от того, наблюдают ли за тобой на самом деле. Ведь человек — общественное животное: существо, которое ковыряет в носу, когда думает, что его никто не видит.
Если лечение в психиатрии — репрессивная практика, болезнь — скорее статус, чем реальное состояние. Что такое шизофрения? Исследования мозга мало что проясняют. Нет исчерпывающего описания шизофрении на языке нейрофизиологии. Неясно, один ли это синдром или несколько разных. Так на каком основании мы что-то утверждаем о болезни?
По-моему, содержание понятия «шизофрения» сводится к совокупности методов диагностики и методов лечения. Ничего другого за этим понятием нет.
Такая логика восходит к операционализму Перси Уильямса Бриджмена. Он, крупный ученый, нобелевский лауреат по физике, в 1927 году предложил любопытную идею преодоления кризиса в физике. По Бриджмену, содержание физических понятий сводится к совокупности операций измерения. Например, понятие длины не заключает в себе ничего, кроме совокупности операций, с помощью которых длина измеряется. Или понятие «времени»: не часы — прибор, определяющий время, а, напротив, само время — то, что измеряется с помощью часов.