Я хороший, а во мне плохой, или я плохой, а во мне хороший? Да не могу я так больше! Помогите, я жить хочу! Жить! Хоть как-то. Дыхание сперло{14}. Задыхаюсь. Помогите. Я бегу. Я — ребенок, которого родители бросили одного в незнакомом городе. Дома, чужие люди, сетки заборов, тяжелое, страшное небо. Я бегу, я задыхаюсь от бега, я жить хочу, мне некуда идти, я один посреди этой страшной бесконечности. И вы называете это конфликтом? Это не конфликт. Это страх. Чего ты, дурачок, боишься, ведь ты уже взрослый, ты же теперь можешь постоять за себя. Ты драться умеешь. Неужели за столько лет не научился? Сожми кулаки, сожми челюсти, чтобы зубы трещали, и скажи: «Я жить хочу». Так, как я хочу, а не так, как вы меня научили. Спасибо за старания, но я жить хочу, а не убегать или защищаться, не прятаться и зарываться в землю, как страус, а жить. Я любить хочу. Моя душа уже созрела. Не будите меня, если вы хотя бы раз любили, не будите меня, если вы любили хотя бы раз.
Я — паралитик. Я вижу жизнь вокруг себя, чувствую ее в себе, но сам не могу сделать ни одного движения.
А та тварь{15}, которая во мне,— это я, слабый, без которого я не я. И пускай — тварь, может, когда-то она станет прекрасным животным, я даже не знаю каким.
А, животные. Это где-то у Перлза было. Что там? «Попробуйте представить двух противоположных зверей. Это — отражение вашего внутреннего конфликта. Если вы попробуете побыть каждым из этих зверей, исполняя то одну, то другую роль, то разные части вашего существа станут понимать друг друга, и их кажущееся противоречие упразднится. Все противоречия — кажущиеся, на самом деле они связанные полярности, вроде день—ночь, холод— тепло, и то и другое важно, но нужно прочувствовать их связь друг с другом, их гештальт».
Ну что ж, я чувствую себя огромным слоном и маленькой змейкой одновременно{16}. Слон — сильный, он может растоптать любого, но никогда не сделает этого, потому что он — добрый. Он такой добрый, что никому не может причинить боли, и поэтому живет в одиночестве, он боится причинить неприятности, он готов слушать и принимать любого, он никого не осуждает, он всех любит, но его нет, потому что он — пассивный, он ничего не делает, только слушает и слушает, слушает и улыбается. Нет его, или, скорее, он — я, и меня тоже нет. То ли дело змея. Маленькая, но она всегда знает, чего хочет. Она может ужалить, и этот укус — смертельный. Я боюсь ее. Ее определенности и агрессивности, и порою злюсь, что она такая маленькая, была бы она, как слон. Тогда и я бы тоже был. Был. Быть. Это то, что я должен. То, без чего меня нет.
— Послушай, Змея, а давай будем играть с тобой. Ты сможешь иногда говорить от моего имени. Ты будешь говорить: «Слон хочет, Слон здесь, замолчите и послушайте его, я буду говорить от его имени».
— Знаешь, Слон, я могу попробовать, но ведь ты сразу же испугаешься, когда я начну говорить, и посадишь меня в мешок, а мне там будет ужасно одиноко, и я буду сама кусать себя, буду болеть и могу умереть, а тогда — нам с тобой крышка.
— А если я пообещаю не сажать тебя в мешок? Я не могу обещать не бояться, бояться я все равно буду, но не стану прятать тебя. Тогда ты станешь помогать мне?
— Не знаю, но я попробую.
И все-таки хорошо, что мы поговорили. А кто это мы? Я что, становлюсь шизофреником, превращаюсь в каких-то животных, разговариваю? Домашний театр какой-то. Где ролей до фига, а исполнитель и зритель — одно лицо.
Я опять начинаю бояться. Бояться, что придет сосед и будет пугать меня. Он может так запугать меня, что я перестану здороваться и улыбаться. Я могу стать крабом{17}, который бочком- бочком — и в свою дверь, свою норку, а там — только спать, спать и ничего не понимать, я не могу выносить того, что я и так о себе знаю. Я не хочу быть крабом. Я — человек, я жить хочу. Научите меня жить. Не учите меня жить.
Я сам, мама{18}. Я сам{19}. Я потихонечку, маленькими шагами, но сам, раз шажок, два, упал. Но ничего, еще разок. Раз шажок, два, три. Смотрите, пошел! Да, медленно, качаясь, спотыкаясь и держась за стенку, но я пошел, а значит, если вы хотя бы раз любили...
Но я больше не хочу спать, я хочу думать, разговаривать, пожимать руки, прикасаться к другим. Я хочу жить, чувствовать, как ровно и сильно поднимается грудь в такт биению сердца, тоже сильного и, может быть, спокойного. Сердца, которое, быть может, сможет полюбить кого-то еще. Спасибо тебе, мир, за всю эту боль и отчаяние, теперь мое сердце свободно от тебя и открыто тебе. Спасибо тебе, моя умершая любовь, мое сердце свободно от тебя, но оно открыто для других и для тебя тоже.