- Даже по два в день, - серьёзно подтвердил Алик Пирогов. - Потому что здесь тридцать марок, а нам осталось жить в лагере всего пятнадцать дней.
Я закусила губу, чтобы не засмеяться. А Коля с пакетиком растерянно побрёл в спальню.
Ночной случай
Около террасы девочки мыли перед сном ноги. Я проходила мимо и услышала спор:
- Трусиха! Да, ты трусиха!
- Неправда, я просто испугалась, когда там зашуршало…
- Я не испугалась, и никто не испугался. А ты испугалась. Ты вся белая была, все девочки скажут…
Наступило молчание. Должно быть, девочке нечем было оправдаться. Кто-то крепко закрутил кран, и вода перестала литься. По лестнице зашлёпали тапочки. Кто-то остановился на террасе.
- Пора спать, - сказала я, подходя к террасе. - А ты, девочка? Почему ты не идёшь в спальню?
Невидимая в темноте девочка легонько вздохнула,
- Иду, - сказала она и проскользнула в дверь.
Услышанный разговор взволновал меня: я понимала, что так просто он не окончится. Вряд ли девочка, которую обвинили сейчас в трусости, уснёт спокойно. И, возвращаясь после обхода, я снова подошла к террасе третьего отряда. Как я и думала, девочки не спали.
Из раскрытых дверей спальни доносился взволнованный шопот. Должно быть, там ещё переживали дневное происшествие. Я часто замечала, что случаи, даже самые мелкие, становятся необычайно значительными, если в них вдруг проявляется характер человека.
В данном случае звено сердилось на свою пионерку.
Вдруг до меня долетел беспокойный, звенящий голосок:
- Хотите, я сейчас, сию минуту, побегу к, реке? Встану и побегу! Ну, что вы тогда скажете? Я не боюсь.
- Оли лучше: там Помары летают. Ещё испугаешься, - прозвучал насмешливый ответ.
- Уже был отбой, - пробормотал чей-то сонный голос.
По кровать скрипнула, и я ясно услышала, как зашелестело платье: девочка одевалась.
«Да что за ерунда! - сердито подумала я. - Что я стою и слушаю? В одиннадцатом часу ночи, после отбоя, девочка побежит одна к реке! Глупости!»
Я было шагнула вперёд, чтобы запретить это безрассудное предприятие, но неожиданно остановилась. Я ясно представила себе, что не её, эту девочку, а меня кто-то назвал трусихой. Да разве я смогла бы это перенести, спокойно проглотить самую горькую из всех обид? Никогда! Так какое же право я имею остановить девочку сейчас, в тот момент, когда над ней висит жестокое оскорбление? Она так горячо, с таким отчаянием хочет стереть, смыть его с себя. Что она там сделала днём, я не знаю, да и знать не хочу. Если она действительно струсила, то тем важнее дать ей возможность проснуться завтра с хорошим ощущением выздоровевшего человека, с ощущением победы, с уважением, а. не с презрением к самой себе. И, знаете, бывают такие случаи, когда не стоит откладывать. Слишком легко порой укореняются у ребят мнения друг о друге. Как пристанет к человеку кличка, иной раз и несправедливая, так на долгое время и идёт за ним. А человек уже и сам начинает думать о себе так, как думают о нём другие.
«Но ведь я вожатая, я отвечаю за девочку, за распорядок, дня - не могу я позволить ей ночью бежать к реке! - спорила я с собой. - Ведь она действительно может там испугаться! Да и тропинка к нашей реке идёт под гору, крутая, крутая. Разбежишься - так до самого берега не остановишься».
- А чтобы вы знали, что я не соврала, так вот я беру носовой платок. Слышите? Я обмакну его в реку и принесу. Ну!…
В спальне было тихо. Девочка пробежала мимо меня. А я пошла за ней. Не могла же я пустить её одну! Ночь была чёрная, я незаметно спустилась к реке. Тёмная вода слегка поблескивала у берега, белый платок промелькнул, кал рыбка. Девочка вытащила его и стала подниматься в гору. Неясные тени мелькали среди деревьев. Должно быть, ветер шевелил листву мелкого кустарника.
Но девочка шла в гору смело, уверенно, пожалуй, даже гордо.
Так закончилось это ночное происшествие. А утром на линейке не оказалось вожатой первого звена третьего отряда Веры Толмачёвой. Она прибежала с опозданием, вся красная, запыхавшаяся. На мой вопрос, почему она опоздала, Вера смущённо ответила:
- Тапочку потеряла на реке…
Вот новость! Бегать одним купаться было у нас запрещено. Л что же, вожатая звена, оказывается, отправилась на реку! Я строго приказала Вере остаться после линейки. Но странный у нас вышел разговор! Вера, честная и прямая девочка, на этот раз вела себя необычно. Она уверяла меня, что не купалась, даже руки не полоскала в воде, а только искала тапочку.
- Хорошо, но как же тапочка попала туда? - спросила я, удивлённая и рассерженная.