И я уже готов был поверить в то, что от усталости и перегрузки впечатлениями впрямь задремал здесь ненадолго, вот в этом кресле, задремал — и увидал дивный сон, совершенно естественно приснившийся мне именно здесь. Ведь сколько раз, помнится, мечтал, бродя по заповеднику: — Ах, если бы хоть на миг с Ним здесь повстречаться!..» Вот оно и произошло — в кратком сновидении. Жаль, что смотрительница его прервала, но ведь и то правда — кощунственно сидеть в пушкинском кабинете и подремывать… Да, я готов был поверить в то, что случившееся было лишь сном, но тут смотрительница воскликнула:
— Ахти, где ж ты так руку-то перепачкал, вроде тут никакой краски нетути!
Ладонь моей правой руки была в черных чернильных пятнах!
Да, на ней явственно виднелись большущие кляксы, появившиеся тогда, когда я неосторожно задел за пушкинскую чернильницу. Вот они — я даже приблизил ладонь к глазам, — вот они, совсем свежие, чернейшие, теперь таких чернил уже и не бывает.
Невнятно буркнув, что, мол, утром на почте в поселке облил руку, когда давал телеграмму, я вышел из кабинета. Ноги были — как ватные. Алена Петровна устало шла вслед за мной, рассказывая о том, как некий столичный знаменитый стихотворец недавно попросил Хранителя разрешить ему посидеть «часок-другой» одному в пушкинском кабинете.
— Вдохновиться ему, понимаешь ли, надоть было, вдохновиться, — ворчала женщина. — Ну, Степаныч так его вдохновил: тот со своей женкой кувырком к поляне бежали, в машину сели и укатили, как ошпаренные! Ох, материл его тогда Семен… А я вот, вишь ты, согрешила, впустила тебя… Ну да какой там грех: я ж чую, кому какой предел дозволен, у кого вся душа в грязи, а у кого только вон — пальцы в чернилах…
Последние слова женщины словно бы толкнули меня. Ведь в чернильнице на столе в кабинете, когда смотрительница меня «разбудила», не было никаких чернил. Что за черт?! Я сунул испачканную руку в карман — и обнаружил в нем носовой платок. Когда же в прихожей, где было уже все освещено, я вытащил его, то остолбенел вновь.
Это был большой льняной платок, который был любезно предложен мне владельцем кабинета!!!
Вот и несколько чернильных пятен на нем, отпечатавшихся, когда Поэт положил его на мою ладонь. Я развернул платок.
В углу его был вышит вензель, две буквы — АП.
Я храню его и поныне.
В. В. Бацалёв
КОГДА ВЗОЙДУТ ГИАДЫ
Исторический роман
(Продолжение. Начало в №№ 1, 2/2005)
ДЗЕТА
Однажды Никомед вернулся из народного собрания и сказал сыну:
— Дамис отозвал меня в сторону и просил, чтобы завтра, как откроется рынок, ты пришел в совет старейшин.
— Что вы там обсуждали в собрании? — спросил Аристомен.
— Станешь домохозяином, пойдешь и узнаешь, — ответил отец.
На следующий день во втором часу после восхода солнца Аристомен пришел в дом совета, порог которого переступал только в девять лет. К своему удивлению, он не увидел ни одного из девяти архонтов, кроме Дамиса, зато на их местах и всех прочих сидели молодые люди — постарше или ровесники Аристомена, — но знал он только Феокла и Эвергетида. Оказалось, что остальные не из Андании. Дамис их представил друг другу; Аристомен с первого взгляда запомнил лишь Филея из Степиклара и Алкидамида из Эпеи благодаря их внушительному виду, да Финтаса и Андроклеса, правнуков мессенского царя Андрокла, приехавших из Афин. Потом Дамис велел сесть поудобней, так как обещал им долгий разговор, поправил подушку под собой и повел такую речь:
— Седьмого числа, в день рождения Аполлона, мы — архонты мессенских городов — собрались в Дорис, чтобы обсудить дела в стране. С тех пор, как спартанцы победили нас, прошло восемнадцать олимпиад, минуло два поколения, выросли вы — третье. Мессения вполне оправилась от поражения, люди не помнят его и не хотят помнить, они хотят сбросить рабство. На всемессенском совете мы пришли к выводу, что народ не удержать, все ждут только повода, и война неизбежна. Она может, как и прошлая, растянуться на длительный срок, тогда основная тяжесть ее ляжет на ваше поколение. Поэтому старейшины решили собрать самых лучших из вас и рассказать о прошлой войне во всех подробностях, чтобы вы не повторили ошибок своих прадедов и наших отцов и в будущей войне были бы опытней противника. Рассказ этот поручили донести мне. С тех пор как мы лишились царей, ответственным за страну является самый старый архонт. Сейчас — это я. Поймите важность момента: речь пойдет о стране, которую мы скоро вверим вам, а вы обязаны сохранить для детей. Когда я замолчу, каждый скажет, какие ошибки совершили мессенцы и что делать вам наперед.