В Евангелии от Марка — те же процессы.
Знаменитое место «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу» (Мк. 4.22).
В церковнославянском тексте мысль эта выражена короче, а значит энергичнее и заканчивается понятием, которому в философии суждена долгая и славная жизнь: «но да приидет в явление» (там же). «Явление», конечно, лучше, чем бытовое «наружу».
Или, скажем, что лучше (говорится о теще Симона), что она «огнем жегома» (Мк. 1.30) или «лежала в горячке» (в синодальном тексте)? «Окаменение сердец» (ц. — сл., Мк. 3.5) или «ожесточение» (синодальное)? Конечно, первое, тем более что поздние переводчики синодального варианта правильно оставили слово «окаменено» (сердце их) (Мк. 6.52) — без перевода на современный литературный (часто уже стертый и выветрившийся) язык, понимая, что лучше не скажешь.
В Евангелии от Луки — знаменитое место, когда Иисуса уже привели на лобное место, распинают и делят его одежду.
«Иисус же глаголаше: Отче, отпусти им: не ведят бо, что творят» (Лк. 23.34). Эти потрясающие слова в синодальном варианте приобретают такой вид: «Отче! Прости им; ибо не знают, что делают» (там же).
Возвышенный, абсолютно понятный любому славянину текст низведен до прозаического рассказа о каком-то случае. «Знать» можно таблицу умножения, «делать» табуретку, какую-то вещь; «знает» — ум, а «ведает» — душа. «Знать не знаю, ведать не ведаю», — божились когда-то наши крестьяне. И то, что делали с Иисусом, заслуживает глагола «творят», с дополнительным оттенком вины «творящих» за содеянное.
«Евангелие от Иоанна», как известно, наиболее философское из всех Евангелий: в нем речь идет в большей степени о божественной природе Христа. Здесь особенно недопустимы небрежности, двусмысленности, снижение философского слога до приземленного бытового рассказа. А между тем примеров именно этого — достаточно.
Иисус говорит: «Аз есмь хлеб животный» (Ин. 6.48). В синодальном варианте совсем иной смысл: «Я есмь хлеб жизни» (там же). Но зачем же было заменять прилагательное «животный» на существительное «жизнь»? Тем более что ниже верно переведено «А? есмь хлеб животный» как «Я — хлеб живый» (Ин. 6.51). «Есмь» — оставили (в первом случае), а «животтшй» — заменили! А ведь слово ответственное по смыслу. «Живой хлеб» — точнее и понятней, чем загадочный «хлеб жизни».
Аналогичная подмена смысла произведена и в самом начале Библии. В книге «Бытие» говорится, что Творец дал в пищу «зелень травную» всем животным, птицам и пресмыкающимся, у которых имеется «душа живота» (Быт. 1.30). Это последнее выражение в синодальном тексте выглядит так: в котором «душа живая» (там же). Думается, это слишком сильно сказано. У «зверей земных», «птиц небесных» и «гадов пресмыкающихся», о которых повествует церковнославянский текст, строго говоря, нет души, тем более живой, а вот «душа жизни» — есть. «Душу живую» оставим лучше человеку, да не всякому, а сравнительно безгрешному, или, лучше сказать, малогрешному, ибо можно иметь все признаки жизни, но быть мертвым. Сказано же в «Откровении» Св. Иоанна Богослова: «имя имаши яко жив, а мертв еси» (Откр.; Апок. 3.1).
Однако вернемся к Евангелию от Иоанна.
Иисуса спрашивают: «Кто ты?», он отвечает: «начаток, яко и глаголю вам» (Ин. 8.25). В «Полном церк. — слав. словаре» «начатки» переводятся как «первые плоды, все первое». «В начатке» — в начале. Стало быть, перед нами — «начало», классическая философская категория. Но в синодальном варианте ее категориальное значение ослаблено: «от начала Сущий» (Ин. 8.25). Это гораздо уже по смыслу, чем просто «начало». А ведь Иисус — именно начало: «В начале бе слово, и слово бе к Богу, и Бог бе слово» (Ии. 1.1) («В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»). А в выражении «от начала Сущий» Бог подчинен какому-то неведомому Началу, соподчинен ему. С точки зрения и философии, и самого Евангелия совершена смысловая, т. е. недопустимая подмена.
Далее. «И слово плоть бысть и вселися в ны…» (Ин. 1.14), что, как очевидно, означает: и слово стало плотью и вселилось в нас. В синодальном же варианте читаем: «И слово стало плотию и обитало с нами» (Ин. 1.14). Так «вселилось» или «обитало»? Это — разные вещи.
В ряде случаев в синодальном тексте ослаблен драматизм события.