ИНОСТРАННЫЙ ЛЕГИОН
Чуть свет позвонила консьержка и бодро отрапортовала о посыльном.
Алла нехотя поднялась с постели. Накинув халат, она мельком глянула в старинное трюмо и, поправив волосы, с первой трелью звонка распахнула входную дверь.
— Доброе утро, — учтиво произнес молодой человек с корзиной цветов. Недурен собой, держится скованно. — Извините, что так рано. Распишитесь, пожалуйста.
— Признаться, не ожидала. От кого?
— Из Штатов.
— Вадим, — подумала она и из вежливости предложила парню выпить кофе.
— Я с ночной, — простодушно признался он, — но у нас это не поощряется.
— А никто не узнает, — приложив палец к губам, заговорщицки прошептала Алла. — Кстати, как вас зовут?
— Саша, — запнувшись, ответил он.
— Ну, что мы здесь стоим? Проходите, Саша, — она провела его в просторную гостиную и, указав на глубокое кожаное кресло, удалилась.
На кухне она окончательно проснулась: значит, к дню рождения Вадим не успеет.
Получать цветы через фирмы ей и прежде случалось: она много гастролировала и поклонников хватало. Не сказать, что их внимание ей было безразлично, но по-настоящему волновали лишь цветы от мужа. И всякий раз она не могла понять, как ему удавалось заказывать изысканные букеты в задавленной дефицитом Москве.
После ее травмы они поменялись ролями: он все чаще уезжал, а она хранила очаг.
Отбросив невеселые мысли, Алла споро приготовила кофе по-турецки и, разлив его в чашки утреннего сервиза «тет-а-тет», устремилась в гостиную.
Ранний посланец мирно дремал. Вмиг очнувшись, смутился и что-то пробормотал в оправдание. Алла не могла не оценить его подкупающей улыбки.
Заметив висевший напротив портрет светловолосой красавицы в воздушной белой пачке, он просиял, словно его осенило:
— Так это вы? Ваша карточка у матери на трельяже в рамке стоит. Расскажу — не поверит…
— Предпочитаете черный? — уточнила она, как бы пропустив его слова мимо ушей, вроде про себя добавила:
— Было дело…
— Нельзя ли молока? — робко спросил он, и Алла с готовностью придвинула к нему изящный молочник.
— Я — без, — заметила его намек.
Алла давно не сталкивалась с такими молодыми и простыми, как он, и слегка растерялась. Они пили кофе, украдкой поглядывая друг на друга.
— Давно на этой работе? — она первой прервала молчание.
— Уже год, — приосанился он.
— Нравится?
— Как сказать? Можно попасть в передрягу, но выбирать не приходится.
— Вы приезжий? — осторожно поинтересовалась она.
— А не видно?
— Не скажешь. Разве что выговор. Совсем немного…
— Вообще-то мне пора, — засобирался он, — странно, что мобильник молчит. Большое спасибо.
— Я тоже могу заказать? — спросила она.
— Еще бы, — обрадовался он и протянул рекламку.
— Как с доставкой? — посмотрела она выжидающе.
— Если моя смена, сам привезу, — он отвел взгляд.
— Постараюсь подгадать, — усмехнулась она. И он ушел. Справный, бесхитростный, настоящий… Букет был с выдумкой — иначе и быть не могло. Но сегодня цветы от Вадима навевали грусть. Признаться, она была непрочь подольше поболтать с посыльным.
Попыталась вспомнить, какой он: светло-русые кудри с рыжинкой, лучистые зеленоватые глаза, волевой рот. А еще — чуткие, музыкальные пальцы. Сошел бы за старшекурсника — впрочем, слишком уж статный. Их с Вадимом сын был бы моложе…
Многие из балетных никогда о детях не думали. Иные откладывали до лучших времен. И они не сразу решились, но Алла загрипповала. Затем — режущий глаза свет операционной, тесная маска и месяц в забытьи. Ей сказали, что был мальчик. Потом долго ничего не получалось, и незаметно для себя они стали избегать этой темы. Близкие, из деликатности, тоже отмалчивались. Но и спустя годы они оба не могли забыть ту потерю.
Познакомились они на исходе зимы на дне рождения подруги. Пропадавший днями и ночами в лаборатории Вадим оказался знатоком театральной жизни и разбирался в балете. Почтительно пригласил ее танцевать, и в тот вечер она уже больше никого не замечала. В нем было то, чего ей не хватало в партнерах.