— Вот видишь, у того канализация, у тебя — зачеты, — хохотал Глеб.
Короткие интермедии сменялись продолжительной зубрежкой. В общем жили мирно, любовно, веря в себя и людей, как верят только в двадцать лет. Вместе, не расставаясь, выползли из деревни, вместе окончили рабфак и в этом году держали в Электротехнический Институт.
Все шло как нельзя лучше, когда с Климом случилась эта скверная история. Братья возвращались с экзаменов. Кропил дождичек. Чинились мостовые. В самой толчее Ленинграда перешивался трамвайный путь. Грудами лежали булыжники и ослизлые торцы. Между ними, с опасностью для всего живого, пробивались автомобили, грузовики, экипажи. Оглушительно звонили трамвайные поезда Среди этого хаоса ловко лавировали натренированные пешеходы. Шабровы были утомлены и голодны. У Клима последние дни замечались некоторые признаки переутомления. Он был вял и апатичен, однако отвечал на экзаменах толково. Скоро должно все кончиться и тогда можно будет отдохнуть.
Остановились на перекрестке, пропуская трамваи. С противоположной панели махал кепкой и что-то весело кричал братьям Онучин, — приятель, только что окончивший медвуз. Глеб первым ринулся в поток, держа курс на Онучина. Клим двинулся за ним. На средине улицы задержались, — откуда то прорвало целую вереницу автомобилей. Глеб, бывший несколько впереди, оглянулся на Клима. В это время из поперечной улицы, вихляясь как после контузии, выскочил велосипедист, пытавшийся обогнуть Глеба. С другой стороны двигался грузовик, где то сзади оглушительно завопил трамвай. Глеб метнулся от грузовика в сторону и почти попал под велосипед. Быстрым движением Клим вытолкнул брата из под велосипеда. Велосипед вихнулся, Глеб выскользнул, но Клим столкнулся с машиной. Толчек был легкой, однако Клим не удержался на скользкой мостовой, раскинул руки и со всего розмаха упал навзничь. Он ударился затылком об острый угол деревянной шашки и потерял сознание.
Было это 15 августа 1928 года.
Клим Шабров лежал с закрытыми глазами. У него сильно болела голова. Ему нужно было что-то вспомнить, очень важное, но думать совсем не было желания. Чей-то сердитый голос негромко бубнил по близости:
— Самый пустячный случай и такая преступная небрежность. Что это за кунсткамера такая? Ведь все ясно. Вследствие падения, от черепной коробки отщепилась косточка, которая давила на мозжечек. Правда, отщепления снаружи незаметно, но это легко было предположить. Устраните раздражительность и мозг начнет функционировать попрежнему. А они тут уников культивируют… Халатность…
— О ком это он? — невольно думал Клим. — Лень глаза открывать, а надо бы взглянуть, что за трепач такой… Верно к Глебке кто приперся… Что же это я? А экзамены то? — вспомнил, наконец, Клим и вскочил с постели.
— Куда вы?.. Лежите…
Возле стоят двое одинаковых — сухощавых, очкастых, в белых халатах.
— Чего — лежите? Тут экзамены, а не лежите, — сердито огрызнулся Клим.
Один из очкастых, тот что пониже, скривил рот на сторону, улыбнулся вроде. Другой, повыше, уложил Клима:
— Чепуха. Отменены всякие экзамены. Вообще будете лежать пока швы срастутся. Вот видите, коллега…
И он залопотал что то по латыни, обращаясь к другому. Клим только сейчас заметил, что вся его голова забинтована. Он оглянулся по сторонам. Просторная, чисто оштукатуренная, незнакомая комната. Должно — больница.
— А Глебка придет? — тоскливо спросил Клим.
Очкастые переглянулись.
— Вы о брате? — спросил сердитый. — Ему уже телефонировали.
Климу стало смешно:
— Скажите, какой фон барон! Без телефона, комолый чорт, не мог проведать? Я в больнице? Да?
— Да, здесь лечебница.
— Сразу видно. А когда это было? Вчера? Третьеводни? Ну, когда хряснулся-то я?..
— Это было сравнительно недавно, дружище, — чеканно произнес сердитый. И оба снова переглянулись и засмеялись.
— Вот будет буза, если я с этой идиотской штукой институт проморгаю! — заволновался Клим.
— Ну, ну, не волноваться, вам вредно, — сказал сердитый. — Буза, как вы говорите, все равно будет. Дайте руку… Вот так… Сейчас мы вас успокоим.
Очкастый № 1 достал шприц и уколол Клима в руку. Клим сразу куда-то провалился.