— Живо!
— Ну!
— Хри-хри-Христос…
Старика пинком в брюхо, в подпол. Западня — чвавк!
Есть налево.
Фасонно.
Деловито обшарили полки, прилавок. Выгребли из конторки пачки деньжат. Сновали проворнее, чем по палубе в аврал.
— Стремь, Ваньчо!
— Шемоняй.
Мишка в клеенчатую дверь. В нос ударила вонь лампадного масла, дельфинья погань. Ванька из лавки вон. У дверей присел на тум у. Задымил трубкой. Равнодушно поглядывая по сторонам, лавке — покупательница, хохлатая старушка. Ванька поперек.
— Торговли нет. Приходи завтра.
— Сыночек, Батюшка…
— Торговли нет — учет товаров.
— Мне кирасинцу бутылочку.
— Уйди.
— И чево ты, — пес цепной, рычишь?..
Матрос рассердился и угарно матюкнулся. Старуха подобрала юбки и, крестясь и отплевываясь, отвалила. Мишка из лавки. От уха до уха улыбка заревом. Под полой банка конфет.
— Сидишь, говоришь? Не стремно?
— Ничуть.
— Пошли?
— Пошли — не ночевать тут.
— Клей…
Неподалеку на углу, подперев горбом забор, позевывает мордастый ПЕС. В усах. В картузе казенном. И пушка до коленки свисла. Подкатились к нему. Из озорства заплели вежливый разговор:
— Землячок, скажи, будь добер, в каком квартале проживает крейсер Орел? До зарезу надо. Ищем — ищем — с ног сбились…
Щурится пес на солнышко. Судорожным собачьим воем вздвоил позевку. Прикрыл пасть рукавом и оттолкнулся.
— Не слыхал — должно, не в нашем раёне…
Угостили дядю конфетами. Пощупали у него бляху на груди.
— Капусту разводишь, красавец? Да не здешний ли ты?
Польщенный таким вниманием красавец откачнулся от забора: чихнул, высморкался в клетчатый платок и окончательно проснулся. Усы начал подхорашивать.
— Мы дальни — Ирославски. А зовут меня ФОМОЙ. Фома Денисыч Лукоянов…
Ванька дружески хлопнул его по широкой лошадиной спине.
— И куфарка у тебя е?
— Есь небольшая… — виновато ухмыльнулся Фома, но сейчас же подтянул пушку и строго кашлянул. А матрос — бесом-бесом.
— Дурбило! Зачем же небольшая? Ты большую заведи: белую да мягкую — со здобом. На свадьбу гулять придем. Прощай.
— Прощевайте, братишки…
По берегу полный ход.
По дурочке слилось.
— Ха ха!
— Хо хо!..
Конфеты в карманы. Банку об тумбу.
С утра бушевал штормяга. К вечеру штормяга гас. С дымной дали, играя мускулами гребней, лениво катят запоздалые волны и усталыми крыльями бьются в мол. Молкнет гул. Зачарованный ветровыми просторами на горе дремлет город, в заплатках черепиц и садов похожий на бродягу Пройди-Свет. В Ваньке сердце стукнуло. В Мишке сердце стукнуло. В раз стукнули сердца.
Вот он… Родной.
Вира брашпиль.
Обрадовались, будто находке, кораблю свому:
Кованый
Стройный
Затянутый в оснастку.
Сила
Не корабь — игрушка: хоть в ухо вздень.
Топают по жидким деревянным мосткам. Топают, уговариваются.
— Бухай, да не рюхай.
— Не бойсь: море не сожгем…
Расспросы-допросы. Как да што? Партейные ли вы коммунисты?
— Лей в одно: так и так, мол, оно хошь и не гармонисты, а все-таки парни с добром. Нефть и уголь и золотые горы завоевали, сочуствуем хозяйственной разрухе и так далее.
— Не подморозим — сверетеним. Бултыхнем.
— Служим за робу.
— Для них не жалко последне из штанов вытряхнуть.
Замусоренная бухта круто дышит перегаром угля, ржавым железом и сливками нефти. Оплывает синью вечер. Кровью затекает закатное око. Качелится море в бардовых, темно-малиновых парусах. У трапа ВОЛЧОК.
Шапка матросская.
Под шапкой хрящ.
Ряжка безусая.
Лощ
Прыщ.
Стручок зеленый.
— Вам куда, товарищи?
— Как куда? — упер Мишка руки в боки, — имеешь ли данные нас допрашивать?..
— То-эсть я хотел…
— Козонок.
— Залупа.
И Ванька шутя попытался вырвать у парня винтовку. Тот зашипел, как гусь перед собаками. Вскинул на изготовку и чуть испуганно:
— Чео надо.
Братки в рев:
— Ах, ты, лярва.
— Мосол. Моряк, смолено брюхо.
— Давно ли из лаптей-то вывалился.
— На! Бей!
— Коли!..
И давай-давай гамить. От их ругани гляди-гляди мачты повалятся, трубы полопаются. Завопил волчок:
— Ваааахтеный!.. Товарищ ваааа!
Лихо:
— Есть!
Подлетел ВАХНАЧ. Такой же сморчок. Из-под шапки чуть знать. Клёш ему хоть под горлом застегивай. На шее свистулька, цепочка медная. Кортик по пяткам бьет.